Однажды — не помню точно, в какое время года, кажется, весной — кошка добралась до огромного моста, который навис над рекою. Она побежала по перилам на другой берег.
Вдруг с противоположного конца ринулся на неё одноглазый громовик. Бестолковое чудовище, конечно, промахнулось, но тут же поворотило назад и заревело у неё за спиною. Шамайка бросилась вперёд, а впереди-то новый заревел красноглазый зверь. И она не выдержала, прыгнула с моста в неизвестность.
Этот невероятный полёт с высочайшего моста в бездну должен был кончиться только одним — точкой. И это была бы достойная точка для нашего рассказа, но кошка вынырнула, выплыла и вылезла на тот самый берег, где находились её родные трущобы.
И первым делом она попала на пристань, откуда отплыли когда-то в неизвестность её мамаша Фрида и добрый друг Брэдбери. Она побежала дальше — вот-вот должны были начаться трущобы, но всё не начинались, не начинались, и она увидела пустырь, за которым прямо в небо росли огромные белые дома. Это были небоскрёбы, которые скребли небо так сильно, что слышен был на земле хруст облаков, а пара бульдозеров доскребала, выравнивала пустырь, и кошка увидела, как оранжевый зверь-бульдозер снёс остатки дома, в котором была когда-то лавка японца Мали.
— Зажигай! — крикнул кто-то, и два негра облили бензином груду деревянного лома, и вспыхнули доски и клетки от редких канареек. Огромное пламя и огромный дым заволокли пустырь…
Шамайка долго бродила по новому, ослепительному и чужому городу, и вернулась на пристань, и тут увидела человека, который спал под старой, сгнившей лодкой.
И она прилегла рядом и заснула.
— Ба! Да это Шамайка! Королевская Аналостанка! — сказал, просыпаясь, японец Мали. — Кис-кис-кис. Я всегда-то чувствовал, что ты — вечная кошка.
Японец стал шарить по карманам, чтоб угостить чем-нибудь Шамайку, да ничего в них не нашёл.
— А я, видишь, один остался. Джимми скончался, бедняга, Лиззи ушла, пойдём-ка и мы, — говорил японец. — Посмотрим, как тут люди живут в новом городе.
Он встал и пошёл, и кошка пошла за ним.
И долго брели они по ночному сверкающему городу.
— Пойдём, пойдем со мной, моя милая, — приговаривал японец. — Попробуем тебя ещё разочек продать.