Шалва Амонашвили и его друзья в провинции - [6]

Потом я решил применять педагогику…парадокса, которая включала бы в себя альтернативные методы получения знаний.

На занятиях придуманного кружка РТФ (развития творческой фантазии) я задавал детям разработанные упражнения почти по всем предметам школьной программы. Так, представлял им листки, на которых была примерно такая информация:

«…На Новосибирских островах, тех, что в Северном Ледовитом море, живут длинношерстные яки и пингвины, составляющие основную пищу белых медведей и австралийских тигров…»

Ребята находили ошибки и смеялись над ними.

В упражнениях по русскому языку намеренно делал громадное количество ошибок, которые должны были отыскать ученики. Удивительно, но один мальчик не обнаружил ни одной ошибки в трехбуквенном слове «ещё», которое было написано «ишо» (в другом случае «исьчо», в трехбуквенном слове 5 ошибок!).

Параллельно составлял упражнения и задачи на «ломку мозгов». Например: «Некто посадил гусенка в огромную бутыль с узким горлышком. И стал его усиленно кормить. Через полгода в бутылке был большой красавец-гусь. Как, не разбивая бутылки и не делая гусю больно, вынуть его наружу?»

Опять все решают то, где решения нет. Смеются.

Такие упражнения расковывали мышление ребят, заставляли их усиленно думать и искать нетривиальные решения.

Я пытался тягомотные учебные темы превращать в логические и прочие игры, чтобы нужные знания входили в мозг без лишних затруднений, а главное – выявляли у детей интерес, любознательность, тягу к знаниям.

Используя свои методы, ставил учащихся перед необходимостью постоянного поиска, с помощью которого они находили удовлетворение своего интереса. А это уже осознанный путь к совершенству. Путешествуя в пространство непознанного, ученики становятся подобно путнику, блуждающему в лабиринте, где каждый тупик – момент поиска.

В 1985 я издал в Москве книгу «Задачи и упражнения по развитию творческой фантазии у детей» (70 000 экз.), издательство «Просвещение», в 2001 ее переиздали.

Один экземпляр направляю вам.

Школа «Наш дом» – на правильном пути.

г. Свободный

Алексей Егорович Падалко, педагог, изобретатель (15 патентов), писатель

Анатолий Ткаченко Школа Светланы Городович

От моего давнего друга, писателя Бориса Черных, я узнал о добром начинании в г. Благовещенске, где педагогом Светланой Юрьевной Городович открыта частная школа «Наш дом» (с согласия и при поддержке родителей, естественно); здесь учат детей спокойному разуму и духовному возвышению, любви и терпимости к ближнему, и ни какому рыночно-торгашескому отчуждению, при котором деньги «правят бал»; а укоренившаяся в «Нашем доме» традиция ежегодного пушкинского бала, воспитывающая в детях чувство родства и верности истинным национальным преданиям, чего нет в государственных школах, с их ориентацией на индивидуализм, прекрасна.

Легко представить себе, сколько у школы «Наш дом» завистников, затаенных и явных недоброжелателей. Не потому ли Светлана Юрьевна пригласила из Москвы Шалву Александровича Амонашвили, известного доктора педагогики, автора книг по детскому воспитанию? И Шалва Алесандрович приехал, поддержал «Наш дом» и методы преподавания в нем. Это его слова, обращенные к учителям: «Не обманывайтесь, ибо дети, так же, как Бог, видят всё… Бойтесь!»

С чего бы, кажется, мне радоваться появлению хорошей частной школы именно в Благовещенске? Тут случай особый: родом я из бывшей казачьей станицы Грибская Благовещенского района, сперва расказаченной, позже околхозенной. Оба моих деда уничтожены за участие в казачьих волнениях «против коммунии». Отец, видя разор общественного хозяйствования, завербовался на север, и мы навсегда покинули Грибское, ставшее селом.

Только спустя десятилетия, в 1989 году, я навестил родное Грибское, в котором не обнаружил ни одной казачьей семьи; уцелели лишь те, кому удалось покинуть станицу…

Село стало учебным хозяйством Благовещенского сельскохозяйственного института, люди жили неплохо, особенно те, кто держал скот на своих подворьях, имел сады – огороды. У меня появились здесь друзья и читатели моих книг, я стал время от времени навещать Грибское.

В каждый приезд (а приезжал обычно в сентябре – ноябре, после окончания сельскохозяйственных работ) я непременно встречался с учениками старших классов местной десятилетки. Беседы были долгими, говорили о самом разном, в стране шла горбачевская перестройка, прежней «зажатости» в учениках почти не замечалось. Я говорил о православии, о том, что и в Грибском была церковь, в ней меня крестили, стояла она там, где сейчас сельсовет. Дети слушали с любопытством, высказывались о своем понимании веры, лишь один мальчик прочел антибожеское стихотворение собственного сочинения. Этот явный «выпад» против меня был воспринят или безучастно (мол, всегда хочет «отличиться»), или с заметной неприязнью, а одна девочка сказала, что бабушка у нее верущая и тоже говорит, что нужна церковь… Но вот что меня особенно печалило: никто не любил своего села, все хотели уехать в город, там учиться, работать и жить, а родителей навещать, как один со смехом высказался, «за картошкой и другим сельхозпродуктом».