Шалунья из Салтильо - [29]

Ее импровизированный митинг длился до заката солнца. Двор, освещенный фонарями, лампами, множеством летних светлячков, был похож на карнавал. Запас лимонада у Джейн уже иссяк, но кто-то съездил домой за колой, еще кто-то привез ящик пива со льдом. На столе ненадолго появилось домашнее печенье, и быстро исчезла куча бутербродов с ветчиной.

Слышался дружеский смех, и когда толпа стала расходиться по домам, все пришли к выводу, что в Салтильо еще никогда не было такой оживленной политической борьбы.

Бен Адамс покидал свой кабинет поздно вечером. Он подошел к своей машине. С улыбкой подумал о Кейт, о козле, о своем сюрпризе. Бен решил повернуть на Вторую Авеню, намереваясь рассказать Кейт о том, что он приготовил на завтра. Включив радио, медленно двигаясь в ритм, постукивая по баранке пальцами, Бен расслабился от удовлетворения, что день подходил к концу. Он ясно представлял, как выглядела Кейт, когда ей привезли сено — черные глаза-бусинки широко раскрылись от удивления, полные губы растянуты от смеха. Он знал, что она будет смеяться. Смех — это частичка Кейт.

Абсолютно ничего не подозревая, Бен подъехал к дому Кейт в разгар одной из самых шумных вечеринок, которые он только видел. Он припарковал машину напротив, чтобы незаметно все оценить. «Бог знает, почему он припарковал машину напротив ее дома, — наблюдая, думал Бен. Ведь можно было бы прогнать стадо цирковых животных по улице, оставаясь при этом незамеченным оживленной толпой. Все смеялись, спорили, ели и пили, толкаясь во дворе, как казалось, совершенно непринужденно.

Бен разглядел центр их внимания. Кейт, в джинсах, голубой блузке и сандалиях, вскарабкавшись на тюки с сеном, возвышалась над толпой. Она играла на скрипке. Он подумал о том, что она самая привлекательная, прекрасная, непредсказуемая из всех женщин, каких он знал. И в этот миг, без тени сомнения, он понял, что любит Кейт Мидленд. Откинувшись на сиденье автомобиля, он смеялся до тех пор, пока не закололо в боку. Он смеялся от любви и радости.

Затем открыв дверь машины, Бен вышел на улицу. Никто, кроме Королевы Виктории, его не заметил. Она клюнула шнурок на его ботинках, но сочтя его невкусным, отправилась на поиски чего-нибудь более аппетитного.

Бен спрятался за ствол дерева, прислушиваясь и присматриваясь ко всему. Вечеринка получилась яркая, жизнерадостная, как и сама Кейт. Это было как освежающий тоник. Он готов был строить замки, убивать дракона, творить судьбу и стать продолжателем рода, и все из-за этой женщины в голубом.

— Я люблю тебя, Кейт Мидленд, — громко произнес он, но его слова утонули в шуме.

Кейт увидела Бена, когда закончила свое удивительное исполнение. Ее сердце екнуло, а смычок соскочил со струн. Стоя там, он выглядел таким самоуверенным, холодным, красивым и таким желанным, что каждый, кто был в толпе, переставал разговаривать и поворачивался, чтобы посмотреть на него. Ее богатое воображение тут же нарисовало: они с Беном стоят на пустой сцене, и весь город следит за неимоверной страстью, которая, как электрическая дуга, образовалась между ними.

«Бен», — произнесли ее губы, но она не проронила этого слова. Он улыбнулся, принимая ее молчаливое приветствие. Они не говорили ничего друг другу. Все было понятно по взглядам.

— Сыграйте еще, Кейт, — попросил мужчина из толпы.

— Да, Кейт, сыграйте, — сказал кто-то еще.

Кейт автоматически положила скрипку под подбородок, подняла смычок, но сердце ее уже не принадлежало музыке. Оно покоилось рядом с сердцем Бена. Она играла «Оранжевое цветение», свою любимую мелодию. Инструмент на мгновение сфальшивил, но она ничего не замечала, кроме лица Бена. Навык пришел ей на помощь, и она закончила игру без ошибок, но чуть раньше.

Мысль о том, что она может проиграть нечто больше, чем выборы, неожиданно пронзила ее.

Кейт положила скрипку в футляр и смешалась с остатками толпы, думая о Бене Адамсе. Она болтала, благодаря людей за то, что они пришли, интересовалась, кому они отдадут свои голоса. Она чувствовала на себе взгляд Бена. Почему он стоит на месте и смотрит на нее? Она недоумевала.

— Я знаю, что если подойду к тебе, то не смогу не дотронуться до тебя. — Она прислонилась к Бену. Ей нравилась его сила, нравилось, когда ее обнимали эти сильные руки. — Как тебе моя шутка с сеном? Можно придумать, как его использовать получше. — Говоря это, он опустил ее на охапку сена, закрытую от посторонних глаз другими тюками и цветущей гортензией. Его губы обжигали шею.

— Кэти, — пробормотал он.

Она запрокинула голову и вытянулась так, что его губы могли беспрепятственно коснуться ее сосков.

— Бен, — прошептала она, — так не проводят кампании.

Он покусывал ее кожу, отдающую лимоном и медом.

— Да, но так заводят романы.

Кейт думала, что она еще немного насладится поцелуем, прежде чем вырвется от него. Она решила, что нет ничего плохого в этом запретном удовольствии, запретном потому, что она твердо решила больше с Беном не связываться.

— Поцелуй здесь, Бен.

— Здесь?

— Да.

— А здесь?

— Да, да, Бен.

Блаженство от его волшебных губ растеклось по ней. Валяясь с Беном в сене, взлохматив ему волосы, она подумала о том, что действительно превратила сено в золото. Но не в политическое, а в золото любви.