Шалость - [38]

Не думайте, однако, что я способна довести до крайности свою строгость, которая рисковала бы в таком случае стать неуместной. Вы прекрасно знаете, что я ни в какой степени не являюсь врагом некоторых удовольствий, полезных для здоровья и самочувствия молодых людей, а также и взрослых мужчин. Я не отказываюсь признавать то, чего требует природа, и вовсе не желаю, чтобы мои сыновья жили как какие-нибудь отшельники. Я отношусь с уважением ко всем потребностям чувств, и г-н де Морамбер в этом отношении не мог бы на меня пожаловаться. Я даже была слишком снисходительной к увлечениям этого несчастного Шомюзи. Есть темпераменты — а он был одним из них — настолько требовательные, что им многое приходится прощать. И в особенности нельзя переносить тяжесть их ошибок на тех невинных, которые являются следствием подобных заблуждений. Разве не служит этому доказательством то обращение, которое я применяла к дочери г-на де Шомюзи, и все, что я для нее сделала? Впрочем, я не раскаиваюсь в том, что мне пришла в голову счастливая мысль отправить ее в Эспиньоль, так как благодаря этому не произошло ничего досадного.

И тем не менее, я почти сожалею, что не оставила ее возле себя. Она могла бы оказаться весьма полезной в качестве развлечения для моих мальчиков, когда я немного ослаблю свою бдительность. Присутствие этой молоденькой девушки внесет разнообразие в их жизнь и в то же самое время не будет грозить никакими осложнениями. Кой-какие любовные любезности между ними не принесут большого вреда и помогут им дождаться того возраста, когда я смогу их женить. Быть может, она сумеет удерживать дома и Вашего брата. Г-н де Морамбер весьма ценит девическую свежесть.

Все это, не правда ли, как я уже говорила Вам выше, согласуется с его привычками, приобретенными во время итальянского путешествия и пребывания при дворе великого герцога? Г-н де Морамбер, повторяю, совсем уже не тот полный достоинства и серьезности человек, которого Вы знали и у которого просвещенный принц спрашивал советов относительно политики и государственного бюджета. Разве Вы узнали бы его в этом петиметре, изысканно одетом по самой последней моде, который неустанно бегает по Парижу и всюду ведет себя как павлин, оказывающий своей супруге только почтительное презрение, которого встречают повсюду, где ему не следует бывать, и который, невзирая на свой возраст, неприлично домогается милостей Венеры, для чего, кажется, пользуется помощью Эрота и даже Эскулапа?

Согласитесь, что для рода Шомюзи, внесшего такое волнение в его кровь, не существует никаких извинений. Г-н де Морамбер в свое время не был человеком сильного темперамента. Что же удивительного в том, что ему приходится прибегать к пастилкам и к еще незрелой невинности? Неумеренность, впрочем, может сыграть с ним плохую шутку, но, если должно произойти несчастье, я предпочитаю, чтобы это было под собственной крышей, чем в какой-нибудь лачуге или другом непристойном месте. И вот поэтому хорошенькое личико, о котором я Вам уже намекала, могло бы его удержать от порока и помешало бы ему катиться в пропасть вплоть до того дня, когда нам принесут его домой с пеной на губах и закатившимися глазами, чтобы он задохся здесь от апоплексии, как умер от ножа несчастный Шомюзи. Но все, что я ему об этом говорила, было сказано напрасно. Он уже не в состоянии внять голосу рассудка.

Вот те новости, дорогой брат, которые мне хотелось Вам сообщить. Я всегда стараюсь держать Вас в курсе событий, которые происходят в нашей семье. Мне думается, что Вы сумеете надлежащим образом разобраться в них в тишине своего Эспиньоля, где ведете к тому же мудрую и философскую жизнь, так как сами отказались от тягости быть мужем и отцом и сделались опекуном в таких условиях, которые, как Вы мне сообщили, благоприятно складываются для Вашей воспитанницы, так что я не могу выразить своей радости по поводу Вашей с нею обоюдной дружбы. Г-жа де Грамадэк, которая не перестает ею интересоваться, мне говорила, что она получила от нее несколько писем превосходного стиля. Я в этом отношении оказалась обойденной. Это, конечно, черта неблагодарности, но ведь юность всегда верна себе.

Впрочем, и Гоготта Бишлон, на мой взгляд, ведет себя не лучше. Ей больше нравится оставаться в Эспиньоле, чем снова быть у меня на службе. Пусть делает как знает. Правда, она из деревни, и когда снова услышала запах навоза, ей уже трудно его лишиться.

Кстати, о г-же Грамадэк. Представьте себе, из монастыря Вандмон украли довольно значительную сумму денег. Воры проникли туда через часовню, в которой также похитили несколько ценных предметов и почти всюду оставили органические следы своего пребывания. Такие гнусности случаются уже не в первый раз. С наступлением темноты на улицах нельзя себя чувствовать в полной безопасности. Г-н лейтенант полиции видит в этом знак всевозрастающего разложения нравов. Оно казалось уже достаточно значительным еще в те времена, когда так подло был убит наш бедный Шомюзи. Я все же смею утверждать, что эта развращенность не проникнет в мой дом, и, как Вы видите, я нашла хороший способ преградить ей доступ, поставив препятствие на ее дороге. Оканчиваю это письмо тем, что повергаю к Вашим стопам то чувство уважения, которое просят Вам передать мои сыновья. В эту минуту они находятся возле меня и выполняют заданный им урок рукоделья. Я исполняю их желание и остаюсь Вашей благожелательной сестрой.