Шахта - [38]

Через неделю они расписались в городском ЗАГСе. Никакой комсомольской свадьбы, к ужасному Дашиному возмущению, не было. Родители невесты накрыли, как смогли, стол. Присутствовали: Карасев с женой, все та же неугомонная Даша, две незнакомых Евгению учительницы, квартирные хозяева жениха и пожилая пара дальних родственников со стороны невесты. Оказалось, что гости прекрасно знакомы друг с другом. Единственным исключением явился заглянувший ненадолго Климов. Он, кстати, оказался замечательным рассказчиком – все чуть под стол не падали.

Молодые поселились в маленькой комнатке Евгения. Тут-то он и пожалел об отданной сгоряча квартире.

– Нет, ты все правильно сделал, это прибавило тебе авторитета в поселке, – возразила ему жена, – да и пути назад теперь уже нет, так что говорить не о чем. А кроме того, если бы ты ее не отдал, мы бы, возможно, и не познакомились.

Закапала, потекла ручьями весна. Заканчивалось строительство домов. Люди увлеченно стелили полы и малярничали в своих будущих хоромах. Райисполком неожиданно расщедрился и заасфальтировал новую улицу, как городскую. На Первое мая назначено было всеобщее новоселье. Предварительно всем поселком вышли на субботник: убрали строительный мусор и посадили липовую аллею вдоль всей улицы. На праздник прямо под открытым небом организовали застолье. Каждый новосел принес что-нибудь свое, и любой мог подойти, выбрать что приглянулось, выпить и закусить. Хозяйки, ревниво поглядывая друг на друга, нахваливали свою стряпню. Речей было много, но из-за духового оркестра никто их не расслышал. Этот день во всех подробностях запомнился Евгению на всю жизнь.

Примерно через неделю Слепко сидел в своем кабинете и решал с подчиненными текущие вопросы, отчего даже немного сорвал голос. Вдруг зазвонил телефон.

– Товарищ Слепко? – неприветливо спросила трубка.

– Да, чего вам?

– С вами будет говорить товарищ Никитин, ждите, – ровным официальным тоном ответила трубка.

– Какой такой Никитин, чего вам нужно? – просипел Евгений и тут же вспомнил, что Никитин – это первый секретарь обкома. Трубка шуршала и потрескивала еще минут пять, в течение которых начальник строительства, сам того не замечая, так и не присел. Вдруг что-то щелкнуло, и знакомый густой бас произнес:

– Слепко, ты?

– Так точно, товарищ первый секретарь!

– Ты, говорят, на днях досрочно сдал целую улицу домов для рабочих?

– Да, товарищ первый секретарь, есть такое дело. Как раз на Первое мая новоселье справили.

– А как вообще дела двигаются?

– Двигаются! Пустили первую лаву на полную мощность, осенью сдадим обогатительную фабрику и достроим второй квершлаг. И еще, товарищ первый секретарь, тут у нас одна очень интересная идея возникла…

– Учти, твоя шахта – важнейший для нас объект! Ты знаешь, что создана правительственная комиссия по приемке первой очереди?

– Так мы ж ее еще зимой сдали. Сразу после того, как вы были.

– Молод ты еще, не понимаешь всей тонкости момента. Это хорошо, что у тебя еще зимой все готово было. Можно, значит, надеяться, что теперь ты нам не подгадишь! – трубка гулко захохотала. – Смотри у меня, Слепко! По имеющимся сведениям, комиссию возглавит сам товарищ Буденный, чуешь?

– Чую, товарищ первый секретарь!

– Это хорошо, что чуешь. Он небось захочет дома́ поглядеть на этом твоем проспекте, с пролетариатом побалакать, так что не подкачай. Чтобы пьяных или другого чего духу не было! Ну, бывай!

– Погодите, а когда они приедут?

– Думаю, недельки через две, не беспокойся, тебя известят!

Из трубки пошли гудки.

– Такое дело, товарищи, – проговорил Евгений, осторожно кладя ее на рычаги, – к нам едет ревизор.

– Какой еще ревизор? – выпучил глаза главный механик, парень довольно-таки серый.

Карасев улыбнулся. Он, кстати, очень изменился за последние несколько месяцев. На службу теперь ходил в толстовке с наборным кавказским пояском и в плоской кепке, отчего здорово напоминал бюрократа Бывалова из кинокомедии. Впрочем, и работал Карасев теперь куда энергичнее, а на днях отозвал начальника в сторонку и, заикаясь, попросил рекомендацию в партию. Евгений крепко подумал, посоветовался с женой и дал. Хотя подозревал, что ничего, кроме скандала, из этого не выйдет.

Срочно вызваны были Кротов, Лысаковский и Иванова. Через час шахта, поселок и окрестности выглядели, как разворошенный муравейник. Слепко сутками не отходил от телефона. Едва только он вешал трубку, немедленно раздавался звонок, и кто-нибудь выговаривал ему за то, что непрерывно занято. Множество комиссий стаями, как бездомные собаки, бродило по шахте и поселку. Прибыл отдельный полк НКВД и встал лагерем у реки. По улицам, дворам, пустырям и отвалам заходили вооруженные патрули. Дошло до того, что сам Слепко был на выходе из клети остановлен бдительным часовым и за неимением документов препровожден куда следует. Разумеется, его почти сразу же отпустили.

Зато солдаты ликвидировали наконец проклятый барак и расселенные землянки. Нигде не зарегистрированные жильцы, которые там, естественно, уже завелись, разбрелись кто куда. Некоторых, впрочем, забрали. Даша затянула весь поселок кумачом, а на месте барака разбила клумбу. Все районное начальство почитало священным долгом еженощно вести со Слепко задушевные беседы.