Шахта - [17]

Шрифт
Интервал

Родился Слепко на Дальнем Востоке, в унылом горняцком поселке, затерявшемся между безымянными сопками. Ребенком вместо сказок слушал он, засыпая, медленные корявые рассказы пьяного отца об опасной, но такой притягательной работе там, глубоко внизу. Но отец погиб в завале, мать пошла в уборщицы на станцию, и вскоре все их семейство переехало в большой город. Воспоминания детства, прошедшего под терриконами, теряя, как водится, серые будничные детали, становились всё более красочными и счастливыми. Новые одноклассники дразнили его, он дрался, ревел, ничего не помогало, приходилось терпеть. Позже, студентом местного Политеха, сидя одинокими вечерами за конспектами, часто голодный, Евгений сладко мечтал о будущей жизни в избранном кругу горных инженеров, когда, встав вровень с этими важными господами, он посмеется над нынешним убогим существованием. Тоскливая зависть к развеселому времяпрепровождению однокашников только подстегивала его. И, в отличие от них, он закончил курс вполне подкованным специалистом.

Но придя наконец десятником на шахту, Слепко почувствовал себя в форменной трясине. Организация работ оказалась совершенно бездарной, расхлябанной, граничащей с вредительством. Применявшиеся технологии давно устарели, а окружающие, все до единого, от начальника шахты до последнего подсобника, даже комсомольцы и члены партии, оказались пьяницами, бездельниками или косными ретроградами, по уши погрязшими в мелочовке.

До отказа заряженный книжными знаниями, туманными идеями, расплывчатыми планами и мальчишескими мечтами, он сам себя назначил ударником железного потока революционного преобразования страны, гремевшего из раструбов репродукторов, с полотнищ киноэкранов и газетных страниц. Он выскакивал на собраниях с воспаленными, горячечными речами, неистово ругался с начальством, требуя немедленных, радикальнейших и всеобъемлющих перемен. Он мог быть то невозможно грубым, то, как ему самому казалось, хитрым до изумления. Действительно, когда этот смуглый брюнет с горящими глазами наседал на какого-нибудь ответственного работника, ставя даже в приватных беседах чисто технические вопросы в острополитической и конкретно личной плоскости, он почти всегда преодолевал любое сопротивление. А если оппонент все же продолжал упорствовать, Слепко удваивал напор, стремясь любыми средствами устранить препятствие со своего пути, совершенно искренне полагая, что со столь явными противниками Дела церемониться нечего. Дружеские намеки на рискованность подобной манеры поведения он пропускал мимо ушей или беззаботно отшучивался, называя их чушью собачьей.

Из десятников все еще малоопытного Слепко, вступившего, впрочем, к тому времени в ряды ВКП(б), коварно бросили на руководство участком, прочно сидевшим в глубоком прорыве. Вопреки надеждам недоброжелателей, ему удалось не только выправить положение, но за счет жестких дисциплинарных мер и удачного применения кое-каких новшеств достичь невиданных прежде на шахте темпов проходки: сорок – сорок пять метров в месяц. Признано было, что хотя этот странный тип и склонен к рискованным аферам, он, тем не менее, замечательно удачлив, довольно грамотен и весьма опасен. Самого его успех просто окрылил.

Тут кстати сняли очередного начальника строительства крупной шахты и, с подачи райкома, трест назначил на освободившийся пост молодого да раннего Слепко. Явившись на новое место службы, Евгений обнаружил, что отсутствовало, оказывается, все руководящее ядро, и тут же решил, что для дела будет полезно, если он заодно займет и пост главного инженера. То, что сия замечательная инициатива не встретила ни малейшего сопротивления в вышестоящих организациях, нисколько его не обеспокоила, напротив, он воспринял это как должное.

А между тем ситуация на вверенном ему объекте была критической. По плану Второй пятилетки, этой шахте отводилась ключевая роль, и строительство должны были завершить через три с половиной года. К этому сроку следовало пройти два ствола, очень глубоких – по 400 метров – и большого сечения, затем – огромный шахтный двор, два километровых квершлага, множество других выработок, а кроме того построить наземные сооружения, жилье и еще кое-какую мелочь. Самые оптимистические и поэтому вполне иллюзорные расчеты показывали, что за все про все требовалось никак не менее пяти лет. Основательно поразмыслив, новоиспеченный начальник строительства решил, что единственный выход – это изобрести какой-то необычайно эффективный способ проходческих работ. И конечно, вскоре он его изобрел, то есть придумал, как ускорить проходку стволов в полтора раза, и очень просто. Идея Слепко заключалась в том, чтобы проходить стволы не последовательно, как тогда было принято, а – параллельно. Иначе говоря, вместо того чтобы чередовать проходку и крепеж пройденных участков, вести то и другое одновременно. На первый взгляд – ничего особенного, но это если не понимать всей инженерной тонкости. Объем строящегося ствола и так уже был заполнен под завязку. Насосы, водоотливные трубы, трубы вентиляционные и сжатого воздуха, электроприводы и электрокабели, крепежный полок, бадьи для спуска бетона и для подъема породы – все это висело на стальных канатах и по мере необходимости поднималось и опускалось. Каждый сантиметр был на строгом учете. Слепко же намеревался втиснуть в ствол все это хозяйство разом.


Рекомендуем почитать
Завещание Шекспира

Роман современного шотландского писателя Кристофера Раша (2007) представляет собой автобиографическое повествование и одновременно завещание всемирно известного драматурга Уильяма Шекспира. На русском языке публикуется впервые.


Верхом на звезде

Автобиографичные романы бывают разными. Порой – это воспоминания, воспроизведенные со скрупулезной точностью историка. Порой – мечтательные мемуары о душевных волнениях и перипетиях судьбы. А иногда – это настроение, которое ловишь в каждой строчке, отвлекаясь на форму, обтекая восприятием содержание. К третьей категории можно отнести «Верхом на звезде» Павла Антипова. На поверхности – рассказ о друзьях, чья молодость выпала на 2000-е годы. Они растут, шалят, ссорятся и мирятся, любят и чувствуют. Но это лишь оболочка смысла.


Настало время офигительных историй

Однажды учительнице русского языка и литературы стало очень грустно. Она сидела в своем кабинете, слушала, как за дверью в коридоре бесятся гимназисты, смотрела в окно и думала: как все же низко ценит государство высокий труд педагога. Вошедшая коллега лишь подкрепила ее уверенность в своей правоте: цены повышаются, а зарплата нет. Так почему бы не сменить место работы? Оказалось, есть вакансия в вечерней школе. График посвободнее, оплата получше. Правда работать придется при ИК – исправительной колонии. Нести умное, доброе, вечное зэкам, не получившим должное среднее образование на воле.


Пьяные птицы, веселые волки

Евгений Бабушкин (р. 1983) – лауреат премий «Дебют», «Звёздный билет» и премии Дмитрия Горчева за короткую прозу, автор книги «Библия бедных». Критики говорят, что он «нашёл язык для настоящего ужаса», что его «завораживает трагедия существования». А Бабушкин говорит, что просто любит делать красивые вещи. «Пьяные птицы, весёлые волки» – это сказки, притчи и пьесы о современных чудаках: они незаметно живут рядом с нами и в нас самих. Закоулки Москвы и проспекты Берлина, паршивые отели и заброшенные деревни – в этом мире, кажется, нет ничего чудесного.


Рассказы китайских писателей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Отец Северин и те, кто с ним

Северин – священник в пригородном храме. Его истории – зарисовки из приходской и его семейной жизни. Городские и сельские, о вечном и обычном, крошечные и побольше. Тихие и уютные, никого не поучающие, с рисунками-почеркушками. Для прихожан, захожан и сочувствующих.