Шахиня - [15]

– Если бы хоть кто-нибудь решился начать, – раздались голоса в кучке солдат, – вся армия и весь народ последовали бы за ним, но ведь и генералы-то все сплошь иноземцы и сговорились с этим тираном, чтобы сгубить нас.

– Боже, помоги нам, – вздохнула торговка яйцами.

– Бог далече, милая женщина, – возразил купец, – а пословица недаром гласит: «Бог-то бог, да сам не будь плох».

6 Макиавелли [26] в женском обличье

Едва Бирон захватил в свои руки бразды правления, он не стал заигрывать со своими подданными, повел себя еще более высокомерно и самовластно, чем прежде. Он ежедневно унижал старую знать, к которой питал жгучую ненависть, так как она отказывалась принять его, выскочку, в свой круг, и так увлекся мыслью о мести, что забыл даже вознаградить приверженцев. Напрасно в первую очередь Миних ждал обещанного ему назначения на пост верховного главнокомандующего армией и флотом. Прождав три дня, он решил напомнить Бирону о его посулах.

– Это дело сейчас не самое срочное, – выслушав его, возразил герцог с насмешливой улыбкой, – мы при случае еще вернемся к разговору на эту тему.

– Когда я смогу напомнить об этом вашему императорскому высочеству? – с прежним верноподданнейшим смирением спросил гордый победитель османского полумесяца.

– Когда у меня для этого будет более подходящее настроение, – ответил Бирон, – может, завтра, а может быть, только через год.

– Это последнее слово вашего высочества? – запинаясь, пробормотал побледнев Миних.

– Уж не собираетесь ли вы, генерал, мне предписывать, – закричал Бирон, внезапно вскакивая с кресла, – как мне следует вознаграждать своих слуг? Я никому не позволю диктовать себе, я не императрица Анна, я буду управлять вами так, как вы того заслуживаете – железным скипетром.

Миних хотел было что-то возразить.

– Ни слова больше, – приказал регент, – я господин, вы слуга, и не забывайте, пожалуйста, этого. Ступайте.

Миних ушел, но ушел прямо к герцогине Брауншвейгской, которой и предложил свои услуги.

Несмотря на свое низкое происхождение и поверхностное образование[27], Бирон понял, что Миних покинул его заклятым врагом, однако он твердо решил не выпускать из собственных рук командование на суше и на море, этот важнейший палладиум[28] любого владычества.

Он, впрочем, не строил иллюзий насчет преданности и остальных своих сторонников – все они были, конечно, люди талантливые, но не более чем космополитичные искатели приключений, чужеземцы, приехавшие в Россию на поиски счастья и за деньги, титулы и влияние готовые служить любому правительству. Бирон искал себе надежных союзников, он сблизился с русской партией, начав с того, что в качестве секретаря привлек к себе на службу графа Бестужева[29]. Тем же вечером, закутавшись в плащ и, как он надеялся, никем не замеченный, он под покровом темноты навестил великую княжну Елизавету.

Красавица в траурном платье из черного бархата сидела в маленьком салоне у пылающего огня камина и играла в домино с Иваном Шуваловым, когда в комнату без доклада вошел регент. Она не меньше удивилась его визиту, чем он, присутствию здесь графа.

Елизавета тонким женским чутьем поняла смысл взгляда, брошенного герцогом на Шувалова, и поспешила рассеять его сомнения.

– Граф является моим доверительным другом, – сказала она, – это человек, преданности которого у меня достаточно доказательств.

– Очень хорошо, – произнес Бирон, – нам такие люди вскоре, вероятно, потребуются. А сегодня, Шувалов, я прежде всего рассчитываю на то, что вы будете держать язык за зубами. Ни одна душа не должна узнать, что я был здесь.

Граф почтительно поклонился.

– Теперь же оставьте нас, пожалуйста, наедине, – продолжил Бирон. Шувалов не без тревоги представил себе любимую женщину за разговором тет-а-тет с мужчиной, который, при всей своей грубости и кровожадности, – или, возможно, именно благодаря им, – имел огромную власть над женскими характерами, однако ему не оставалось ничего другого, как дожидаться поблизости результатов переговоров могучего соперника с Елизаветой.

Заняв место на диване рядом с царевной, Бирон с исключительной нежностью взял ее руку и, пожирая Елизавету горящими глазами, произнес:

– О, как же вы красивы, великая княжна, как очаровательны! Вы знаете, насколько сильно и уже давно я почитаю вас, но с той поры, как императрица обрела вечный покой, желания, которые я тщетно пытался подавить в себе, заговорили во мне с новой силой.

– Вы галантны, – улыбнулась Елизавета.

– Нет, нет! Я испытываю к вам то, чего еще никогда не испытывал ни к одной женщине, – продолжал Бирон. – Глубокое уважение, даже поклонение. Однако хватит об этом. Я не хочу, подобно влюбленному юному мечтателю, рассказывать вам о своих чувствах, я прихожу, как то подобает мужчине, с перспективами и предложениями, которые лучше всего вам покажут, какие намерения созрели в моей груди относительно вас. Я предлагаю вам трон.

Елизавета чуть не вздрогнула, настолько неожиданным оказался для нее такой поворот. Она ожидала заурядного объяснения в любви, какие выслушивала едва ли не ежедневно, и уже мысленно взвешивала, каким образом она могла бы приручить этого кровожадного тигра и без особых хлопот присоединить его к остальному влюбленному зверинцу. Сейчас она теряла самообладание, кровь прилила к ее щекам, а ее ладонь в руке герцога задрожала.