Шаги по Сибири - [3]

…Недавно я вновь решил побывать там, где почти в центре города спугнули мы зайца. Пришла моя очередь бороздить сугробы. Но как ни старался — не мог-таки найти заячьей стежки…

Тут Нарым — тут и Крым

Ночь застала нас наверху и была она по-зимнему студеной. И чтобы согреться, мы пораньше тронулись в путь.

Склон, по которому шла тропа, становился все круче, и с него мы любовались озером, окаймленным густым хвойным лесом.

Подъем на перевал был крут, но совсем не так длинен, как можно было бы ожидать. Вышли на плоскогорье, покрытое поначалу сухим и высоченным листвяком. Мы посидели в беседке, сооруженной лесниками. Повесили по обычаю нитку цветную на дерево, обвешанное разноцветными лоскутами, чтобы дорога была без злоключений. И тронулись далее. Тайга становилась болотистой, все более дикой. Тропа была еле заметна, да и она время от времени раздваивалась.

С густых ветвей, как в декорациях какого-то сказочного спектакля, свисали огромные бороды лишайника. Наши лошади то безнадежно увязали в болоте, то до крайности замедляли шаг, переступая обнаженные корневища. Время от времени сверкали вечным снегом дальние зубья вершин. И невольно вспомнилось:

Дик и страшен верх Алтая,

Вечен блеск его снегов.

Вскоре мы поняли, что спуск рядом. За деревьями мелькнула узенькая лента Чулышмана, рева его порогов слышно не было. Река была очень далеко внизу.

Спуск в долину, казалось, бесконечен. И не достигнув низа, мы начали ощущать, что попадаем словно бы в другую страну. Лиственницы уступали место осинам со стволами в два обхвата, высокими и стройными, как эвкалипты. По красоте и силе состязались с ними березы. А в самом низу, на плоской, как тарелка, луговине, встретила нас зелень акации и шиповника, пестрота вики и клеверов, дружный стрекот кузнечиков, крупных и ярких.

На уединенной поляне, в высокой траве потревожили мы семейство непуганых глухарей. Они не стремились спасаться. Огромный бородатый глухарь с набухшими красными бровями только взлетел тяжело на ближайший сук и оттуда что-то настоятельно советовал глухарке.

Было это все на высоте около тысячи метров над уровнем моря. На холодных каменистых обрывах высоко над нами паслись дикие козлы — по-местному, буны, может быть, даже прятался снежный барс. А здесь — если б не рокот пенного Чулышмана, не скалы и водопады — можно было бы подумать, что очутились мы в средней полосе России. И чем ближе знакомились с этими местами — тем сходство все более подтверждалось. Сосны были, как с картин Шишкина, попадались обильные клубничники. Ночь тут дышала теплом, и стало ясно, что мы ехали навстречу лету.

Урочища, подобные этому, расположены в среднем течении Чулышмана. К здешнему теплу тянутся пернатые обитатели равнин. Все выше по реке косари расчищают луга, а за ними с оглядкой следует пугливый коростель. Под его немузыкальные трели вели мы вечерние разговоры у костра с лесниками ближайшего кордона.

Лесничий Николай Емельянович Болгарин рассказал, что, используя здешнюю теплынь, на кордоне выращивают не только огурцы и помидоры, яблоки и сливы, но и арбузы. Недаром же местные жители сложили пословицу: «Тут Нарым — тут и Крым». Жалко только, что местный Крым по достоинству оценили не все. Совхоз «Советский Алтай» засеял овес там, где могла быть районная бахча.

Потом, в Новосибирске, желая прояснить чулышманский феномен, я засел за агроклиматические справочники, но они мало о чем поведали. Если верить им, эти места входят в «наиболее прохладную» и даже «холодную» зону, где в поймах возможно возделывание разве овса и ячменя.

Оставалось одно объяснение — микроклимат. Действительно, южные каменистые склоны днем прогреваются, чтобы ночью отдать тепло воздуху. Густые леса, словно шуба, тепло это надежно удерживают. Осенью там не бывает сквозящих ветров, а зимой — злых морозов.

Известный сибирский ботаник, доктор биологии А. Куминова сказала мне по этому поводу, что микроклимат Алтая, Саян изучен еще недостаточно, а именно он определяет возможности продвижения земледелия в глубь гор.

И в горах южной Сибири, если хорошо поискать, найдется немало урочищ, в какой-то мере способных заменить сибиряку Крым…

Сарбоянский карп

Поддев сачком, его тут же обернули травою, чтобы не сох. А через два часа, уже дома, когда на него плеснули воды — он вдруг ожил. Плотного сложения, с высокой спиною, он шевелил плавниками, и стенки ванны отражали исходившее от него золотисто-розовое сияние.

Надо же так: протрястись полтора часа в машине, подышать дорожной пылью, а потом плавать себе как ни в чем не бывало.

Но удивляться, скорее, следовало другому: что такая южная рыба все же живет в Сибири. Сорок пять лет назад завезли карпа за Урал, но поселиться здесь он тогда не захотел. Там, на родине, он привык нежиться в теплых заросших зеленью прудах. Здесь за короткое холодное лето растительность на дне водоема, не успев подняться, тут же оказывалась выщипанной голодным рыбьим стадом. «Посеянный» тогда карп сохранился в виде курьезного исключения лишь в одном месте на Алтае.

Неудачные попытки переселить в Сибирь избалованного теплом обитателя южных прудов повторялись потом не раз. Пятнадцать лет назад доставили сюда карпов украинской селекции — не дожили и до зимы. И в кругах специалистов складывалось мнение, что акклиматизация карпа за Уралом — затея сомнительная. Но научные сотрудники института животноводства Сибирского отделения ВАСХНИЛ решили, что не все потеряно. Надо было подкрепить выносливость обитателя юга. Оставался один путь — скрещивание.