Шаги по Сибири - [2]

Кто знает, по какому пути: глубинных ли экспедиций заготовителей, постепенного ли окультуривания диких ягодников, пойдет заготовка таежных деликатесов. Ясно одно: дело это перспективное.

А еще Салаирский кряж — лучшее место для пчеловодства. Таежный или алтайский мед — светлый, тягучий и крупчатый — по качеству не имеет себе равных. Мест же для пасек на еланях предостаточно.

Из рассказанного можно было бы сделать поспешный вывод: что черневая тайга почти не тронута человеком и ничто ей не угрожает. С этим-то согласиться и нельзя. И поводом тому совсем не вздохи стариков, что «тайга стала не та». В разумных пределах рубки не только нужны, но и полезны. Другое дело — когда они захватывают водоохранные зоны, не сопровождаются в достаточной мере восстановлением леса. Тут уж затрагивается тот самый микроклимат черни, нарушить который легко, восстановить — трудно.

Заяц в городе

Катались мы с дочкой на лыжах, а этот взрослый вроде бы человек бродил по бурьяну, выписывая самые неожиданные зигзаги и проваливаясь по колено в сугробы. Поначалу я даже подумал, что это какой-то новый вид активного зимнего отдыха. Но скоро все объяснилось сколь просто, столь и неожиданно:

— Глядите, глядите! — закричал он нам.

Я глянул и был поражен: огромными прыжками удалялся от нас по накатанной лыжне довольно крупный заяц.

Происходило это, как ни странно, в самом центре Новосибирска. Когда-то был здесь овраг речки Каменки. Потом его заполнили песком из Оби. А после дождей тут вымахала трава. И вот на этом-то островке, с одной стороны которого стучали по рельсам трамваи и электрички, с другой натужно ревели грузовики, каким-то непонятным образом и завелся заяц.

Потом знатоки высказывали догадку, что в центр города он забежал по льду широкой Оби.

Такое соседство радовало. Значит, и в городе с полуторамиллионным населением, с его шумом, дымом, может-таки прижиться существо, привыкшее к тишине леса и раздолью поля. Беспокоил только не в меру усердный следопыт:

— Ты бы заехал сверху, — предлагал он мне. — А я — снизу. Посмотрел бы я, куда он денется.

— А может, не стоит? Пусть живет себе на здоровье!

Но, видно, он не мог лишить себя такого удовольствия.

На нем были валенки, белый полушубок в талию, какие выдают работникам внешней охраны, и я назвал его про себя «охранником». Встречались мы с ним все там же каждое воскресенье.

— Это ж — ночное животное, — укорял я его. — Ему днем спать надо.

— Собаку бы хорошую, — возражал он. — Посмотрел бы я тогда на это ночное животное… — и продолжал тяжело мять валенками сугробы.

Определять отношение к зайцу одними симпатиями и антипатиями было бы рискованно, и я рассказал обо всем экологу — профессору С. Фолитареку.

— Заяц в соседях был бы нам кстати, — обрадовался он. — Ведь половина населения страны живет в городах и потому в черте их особенно важно соотношение «природа — город». Вот в Академгородке есть такой Телегин, так он это соотношение поддерживает.

Зайцы — слабость зоолога В. Телегина. На стене его тесной комнаты — фотоснимок большеглазого, трогательного в своей беззащитности зайчонка.

«Заяц гложет посадки», — жаловались ему садоводы.

Он советовал, как защищать сады.

«Косой пуглив и недекоративен», — твердили ему.

«Зато увидишь поутру на снегу свежую заячью стежку — на весь день бодрости прибавляется, — вздыхал он мечтательно. — Без животного все наши парки походили бы на какую-то выморочную территорию».

Позиции у Телегина основательные. Да, горожанин проводит свой день у станка, вечер — за книгой, у телевизору. И его отношения с живой природою все более переходят в сферу абстракции. Вот почему так важно, чтобы рядом было дикое живое существо.

Зоолог опытной станции Сибирского ботанического сада Владимир Иванович Телегин — человек действия. Благодаря ему не один любитель заячьего рагу поплатился за это блюдо расположением сослуживцев. Ему обязаны городским устройством многие тысячи таежных птиц, две тысячи белок-телеуток, пепельно-голубых красавиц в рыжих перчатках, с рыжими кисточками на ушах, а когда телеуткам пригрозила голодная зимовка, жители по призыву зоологов сколотили сотни кормушек.

— Это совсем не моя заслуга, — скромничает Телегин. — Белка сама за себя наилучший агитатор, и за всю природу — тоже.

И тут он прав: новосибирцы сначала ездили любоваться белками в академический городок. Теперь можно встретить этого зверька и в лесопарках старого города. Было время, когда иной мальчишка с легкостью необыкновенной мог и пристрелить белку из духового ружья с одной лишь «невинной» целью — хорошенько ее рассмотреть, набить чучело. Теперь рассмотреть ее можно и не убивая, да никто этого и не позволит. Вот он — эффект присутствия белки в городе.

Телегина кое-кто называет чудаком А все чудачество его сходится на том. что из-за зверя готов он поссориться даже с собственным начальством. На территорию все того же академического городка забрела мудрая лосиха. Принесла там двух лосят. Потом к ним примкнули еще трое сохатых. Эта компания крепко там осела, и, конечно же, добралась до делянок ботанического сада. Зоология вошла в противоречие с ботаникой. Ботаники решили, что с лосятами пора кончать. Но на комиссии по охране природы главным оппонентом у руководителей Ботанического сада оказался их же сотрудник — Телегин. Он предложил огородить посадки заморских растений, и взял в споре верх.