Шагал - [10]
Траурная атмосфера
В автобиографии Шагал описывает также атмосферу скорби и молитвенный дух, воцарившиеся в родном местечке: "Весь день дети жалобно и нараспев будут читать "Песнь Песней". А покойный, с величаво-скорбным лицом, освещенный шестью свечами, уже лежит на полу".
Скорбные мазки
Картина "Покойник", как и другие юношеские работы Шагала, заставляет зрителя внезапно почувствовать свою причастность фантазии, принимающей сказочные формы. Горе передано здесь через ряд жестов, причем самые трагические из них почти смыкаются с комическими.
Повторяющиеся мотивы
В картинах Шагала раннего периода улица приобретает значение центрального элемента композиции. Это справедливо и для этюда "Над Витебском" (1914), приведенного ниже. Над улицей плывет фигура Вечного Жида >— повторяющийся мотив в искусстве Шагала.
Покойник
холст,масло, 69x87 см; 1908 Париж, Национальный музей современного искусства
Сцены из жизни
Шагалу не надо было открывать для себя народный мир. Жизнь крестьян и торговцев со всеми их радостями и горестями была его собственной жизнью и в его изображении приобретала черты непосредственной, первобытной шероховатости.
Вне моды
"Еврейская свадьба" (после 1910). Сцены повседневной жизни доказывают, сколь последовательно Шагал избегал академизма: в его глазах "Сезанн, Мане, Моне, Матисс и другие это всего лишь законодатели мод".
О браз Витебска проходит через все обширное творческое наследие Шагала. В Париже, куда он приезжает в 19Ю году, Шагал боится смешаться с тридцатью тысячами работающих в городе художников. И тогда его поддерживает воспоминание о родном Витебске. Перед тем как уехать из Витебска, художник молился и просил у Бога послать ему знамение: "В ответ город словно раскололся на части, лопнул, как скрипичная струна, и все жители стали ходить над землей, покинув свои привычные места. Старые знакомые расположились отдохнуть на крышах". Шагал со вниманием отнесся к новому художественному языку кубистов, но для него анализ объективной реальности и применение заимствованных из геометрии приемов для достижения выразительности имеют смысл только при условии, что главная роль в картине отведена свободному полету фантазии. Люди, очеловеченные животные и перевернутые фигуры создают тот театр, что берет свое начало в памяти, где сожаление соседствует с благодарностью.
Милые сердцу образы
Справа - фотография большой витебской синагоги, сделанная в начале века.
Внизу - "Витебск" (1908). Рисунок пером позволяет различить очертания крыши синагоги. Шагал всю жизнь будет воспринимать родину как приют души и самый непосредственный источник творческого вдохновения.
Я и деревня
холст,масло 191 х50 см; 1911 Нью-Йорк, Музей современного искусства
Эту картину можно трактовать как невинный и в то же время полемический ответ Шагала синтетическому кубизму таких художников, как Аль- бер Глез, Жан Метсенже, Сегонзак, Фернан Леже, Лот. Шагал много общался с кубистами, слушал речи художников и их интерпретаторов, но не стыдился выказывать свое недоумение перед лицом столь жесткой теоретизации. В этих кругах он познакомился с Делоне и вспоминает о нем как о человеке "суетливом". "Я плохо понимал его". Делоне привел кубизм к идее полета. Но для Шагала полет относится к области фантазии, именно она может дать крылья душе. Таким образом, картина "Россия. Ослы и другие", начиная с иронического названия, — это своего рода манифест шагаловского искусства. Здесь художник смело отказывается от глубины и второго плана. Вся сцена вынесена на поверхность. Свободный от всякой культурной обусловленности художник выражает себя через ничем не опосредованное следование собственному инстинкту, побуждающему его пренебречь законами физики и анатомии.
Великие друзья
Вот как Шагал вспоминает период "Улья": "В то время как в русских мастерских рыдала оскорбленная натурщица, в итальянских пели и играли на гитаре, а в еврейских не смолкали споры, я сидел один в своей мастерской при свете керосиновой лампы". Одним из самых близких друзей парижского периода был Аполлинер, чей портрет Шагал нарисовал в 1911 году.
Россия. Ослы и другие
холст, масло 156 х 122; 1911 - 1912 Париж, Национальный музей современного искусства
Огромный, безудержно счастливый скрипач Шагала, кажется, способен воспарить над миром. Дома, церкви и деревья выглядят миниатюрными с его головокружительной высоты. Все вращается вокруг его музыки. Пространство размыкается и смыкается вновь, следуя ритму, задаваемому скрипачом. Видно, что Шагал долго размышлял над открытиями авангардистских течений, зародившихся и развивавшихся в Париже. Выработав интернациональный художественный язык, Шагал смог осуществить последовательное и полное переосмысление пространства живописи.
Как художник, виртуозно владеющий сложной, необычайно экспрессивной техникой, Шагал в своей мозаичной композиции умело соблюдает равновесие в расположении цветовых и формальных элементов. Свежесть непосредственного творческого порыва сочетается с техническим мастерством, порожденным тщательно отобранными и переосмысленными по- своему эстетическими влияниями.
«Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия» – Оскар Уайльд. Эта книга – не только об искусстве, но и о том, как его понимать. История искусства – это увлекательная наука, позволяющая проникнуть в тайны и узнать секреты главных произведений, созданных человеком. В этой книге собраны основные идеи и самые главные авторы, размышлявшие об искусстве, его роли в культуре, его возможностях и целях, а также о том, как это искусство понять. Имена, находящиеся под обложкой этой книги, – ключевые фигуры отечественного и зарубежного искусствознания от Аристотеля до Д.
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Трагедия Холокоста была крайне болезненной темой для Польши после Второй мировой войны. Несмотря на известные факты помощи поляков евреям, большинство польского населения, по мнению автора этой книги, занимало позицию «сторонних наблюдателей» Катастрофы. Такой постыдный опыт было трудно осознать современникам войны и их потомкам, которые охотнее мыслили себя в категориях жертв и героев. Усугубляли проблему и цензурные ограничения, введенные властями коммунистической Польши. Книга Гжегожа Низёлека посвящена истории напряженных отношений, которые связывали тему Катастрофы и польский театр.
Есть в искусстве Модильяни - совсем негромком, не броском и не слишком эффектном - какая-то особая нота, нежная, трепетная и манящая, которая с первых же мгновений выделяет его из толпы собратьев- художников и притягивает взгляд, заставляя снова и снова вглядываться в чуть поникшие лики его исповедальных портретов, в скорбно заломленные брови его тоскующих женщин и в пустые глазницы его притихших мальчиков и мужчин, обращенные куда-то вглубь и одновременно внутрь себя. Модильяни принадлежит к счастливой породе художников: его искусство очень стильно, изысканно и красиво, но при этом лишено и тени высокомерия и снобизма, оно трепетно и человечно и созвучно биению простого человечьего сердца.
Наркотизирующий мир буржуазного телевидения при всей своей кажущейся пестроте и хаотичности строится по определенной, хорошо продуманной системе, фундаментом которой является совокупность и сочетание определенных идеологических мифов. Утвердившись в прессе, в бульварной литературе, в радио- и кинопродукции, они нашли затем свое воплощение и на телеэкране.
В течение первых десятилетий нашего века всего несколько человек преобразили лик мира. Подобно Чаплину в кино, Джойсу в литературе, Фрейду в психологии и Эйнштейну в науке, Пикассо произвел в живописи революцию, ниспровергнув все привычные точки зрения (сокрушая при этом и свои взгляды, если они становились ему помехой). Его роднило с этими новаторами сознание фундаментального различия между предметом и его изображением, из-за которого стало неприемлемым применение языка простого отражения реальности.