"Шаг влево, шаг вправо..." - [3]

Вместе с тем советская немецкая литература переняла и яростный раскол среди писателей того времени, изматывающую групповщину с подменой художественных критериев политическими обвинениями. Определяющую роль в оценке творчества писателя начинает играть, как правило, его социальное происхождение. Драматизм процесса становления усиливается тем, что большинство писателей, точнее, литераторов, были тогда весьма молодыми, многие из них — начинающими, с еще не израсходованной "энергией заблуждения" (Л.Толстой). Позже, в тридцатые годы, трагичные для всей советской литературы, ситуация в советской немецкой литературе дополнялась мрачным оттенком обвинений в "проповеди фашистской идеологии" (достаточным поводом для которых было выражение своей любви к родному языку) со всеми вытекающими отсюда последствиями.

В начале тридцатых годов, в преддверии I съезда советских писателей, были предприняты, вслед за всей советской литературой, попытки консолидации литературы. В декабре 1933 года состоялась конференция немецких писателей Украины в Харькове, в феврале следующего года — конференция немецких писателей Поволжья в Энгельсе, а в марте 1934 года в Москве прошла Первая Всесоюзная конференция советских немецких писателей, в которой активное участие приняли и писатели-эмигранты из Германии и Австрии и на которой многие писатели впервые увидели друг друга в лицо.

Четыре советских немецких писателя — Франц Бах, Герхард Завацкий, Андреас Закс и Готлиб Фихтнер — были делегатами I съезда советских писателей в 1934 году.

В тридцатые годы определенное влияние на советскую немецкую литературу оказали писатели-эмигранты, бежавшие из Германии и Австрии от фашизма в Советский Союз. Такие известные писатели как Иоганнес Бехер, Вилли Бредель, Эрих Вайнерт, Гуго Гупперт, Фридрих Вольф активно участвовали в литературном процессе, в работе писательских конференций, высказывали свои оценки произведениям советских немецких писателей, помогали им своими советами и опытом. Ряд эмигрантов надолго или навсегда связали свою судьбу с советской немецкой литературой, войдя в нее как полноправные ее представители (Зепп Эстеррайхер, Франц Лешницер, Эрнст Фабри, Рудольф Жакмьен, Гильда Анценгрубер)^[5].

Уже в двадцатые годы в советской немецкой литературе начинает со всё большей силой проявляться ее существенная особенность: то, что она развивается, впитывая в себя активно и непосредственно опыт и достижения немецкой классической литературы, русской классики и многонациональной советской литературы. Уникальная, не имеющая аналога в других литературах страны, возможность пользоваться таким мощным тройным источником обусловлена тем, что советские немецкие писатели и поэты в большинстве своем свободно владеют, помимо родного диалекта, немецким литературным языком и русским языком, а нередко еще и каким-либо языком народов СССР. Можно только предполагать, какого расцвета на такой базе могла бы достичь литература советских немцев — во всяком случае, яркий ее всплеск начала тридцатых годов позволял, затаив дыхание, провидеть его к пятидесятым-шестидесятым годам. Однако этого не случилось. Вторая половина тридцатых годов унесла с собой всех немецких писателей Украины и большинство, причем наиболее талантливых — на Волге…

Произведения довоенного времени в большинстве своем уже не известны сегодняшнему читателю, т. к. за последние сорок восемь лет ни одно из них не было переиздано (если не считать ряда стихов, рассказов и фрагментов прозы в форме антологии). Наиболее значительное среди них до сегодняшнего дня — роман Герхарда Завацкого "Wir selbst". Над этим большим произведением (объем его пятьдесят авторских листов) Завацкий работал много лет. Главы из романа публиковались в немецких газетах и журналах того времени, но целиком роман до войны издан не был: как вспоминают современники писателя, сигнальный экземпляр романа был уже готов, но автор, который должен был получить его утром в один из дней 1938 года, его так и не увидел. И никто не увидел. Через сорок четыре года с помощью литературоведа Вольдемара Эккерта мне удалось разыскать в Красноярске вдову автора. Выяснилось, что все эти нелегкие для нее годы она берегла единственную во всем большом мире копию машинописного экземпляра романа своего мужа. Только после долгой внутренней борьбы решилась она доверить его редакции альманаха "Хайматлихе вайтен", где он и был, наконец, полностью опубликован в 1984–1988 годах.

Роман этот можно назвать советской немецкой "Поднятой целиной". Но в нём показан не только процесс коллективизации сельского хозяйства в немецкой деревне Поволжья; так же основательно и подробно он показывает социальные процессы, проходившие в городе, становление и развитие новых производственных отношений в промышленности, причем процессы эти изображаются в тесной взаимосвязи с судьбами многочисленных действующих лиц романа, через эти судьбы. Сложное, многоплановое произведение содержит живую и полнокровную картину всех слоев общества на протяжении от Октября до начала тридцатых годов: в нем действуют представители и бывшей буржуазии, и старой технической интеллигенции, и лавочники, и кулаки, и простые рабочие, крестьяне, выдвинутые новой жизнью на главные социальные роли.