Шаг в неизвестность - [19]

Он слышал, как стучит его сердце. Если у Дороти будет ребенок, он выполнит свой отцовский долг до конца. Его сын или дочь никогда не будут ни в чем нуждаться, он всегда будет рядом, чтобы помочь и поддержать.

Видел ли он когда-нибудь мать Дороти? Наверняка. Он постарался вспомнить. Летние каникулы, которые он проводил в поместье у тети, всегда были насыщены событиями. Он рыбачил, гонял на велосипеде, собирал ягоды в садах и по секрету бегал к местным ребятишкам — детям рабочих, проживающих в поместье.

Он знал, что у Энтони есть дочь. Теперь он припоминал, что как-то летом она даже временно работала в садах, помогая отцу. Кажется, ее звали Линда.

Гробовая тишина, которая стояла в машине, похоже, только еще больше угнетала Дороти, и Ральф решил завести разговор.

— Ты устроилась сюда на работу, чтобы посмотреть, где выросла твоя мама?

— Отчасти, — ответила Дороти.

Ей незачем было рассказывать ему всю правду. Ральф был не тот человек, у которого она могла бы найти сочувствие. Он испытывал к ней только вожделение, за которое ненавидел себя. Зато он сильно любил свою тетю. Узнав, что Генри изменил ей с моей матерью, он лишь почувствует ненависть к Линде и презрение ко мне, подумала Дороти, тяжело вздохнув.

— А потом, после того, как твоя мама уехала из деревни, где она поселилась? — Он сам не понимал, почему его так волнует судьба Линды Нильсон. — Насколько я понял, родители мало помогали ей. Как вы жили?

Мысль о том, что кто-то может выгнать родную дочь из дома только за то, что она забеременела, ужасала Ральфа. Он бы никогда не смог так поступить со своим ребенком. Он сам удивился, насколько глубоки были его переживания. Ральф мрачно взглянул на Дороти.

Она вся дрожала. Даже закрытые окна машины, не позволяющие холодному апрельскому ветру тревожить ее, не помогали. Голос Ральфа был резок, как будто он осуждал ее мать, взгляд тяжелый. Дороти сжалась на сиденье. Конечно, в тех кругах, к которым он принадлежал, не было матерей-одиночек. Если какая-нибудь девушка этого избранного общества оказывалась беременной, ее тут же выдавали замуж.

Ральф Аттенборо мог быть сказочно богат, мог считать себя хозяином жизни, которой, однако, он на самом деле не знал. Да, рассуждала Дороти, он никогда не задумывался, откуда берется еда на его столе, ему не приходилось тяжелым, нудным трудом зарабатывать себе на пропитание, он не донашивал одежду с чужого плеча. Перед глазами Дороти возникло бледное, усталое лицо матери. Несмотря на безрадостную жизнь, Линда никогда не унывала и шла по жизни с улыбкой. Никто не смеет презирать ее, даже могущественный Ральф Аттенборо!

— Моя мама была сильная. Я тоже, — гордо сказала Дороти, уставившись на проселочную дорогу прямо пред собой. — Такие как вы, наверное, вряд ли выжили бы в наших условиях. У нас была муниципальная квартира, крошечная, с низкими потолками. Просто дыра. Но мы сделали ее уютной. Туда всегда хотелось прийти, несмотря на то, что в доме вечно ломался лифт, стены были исписаны, а в подъезде лежал мусор. Мама работала уборщицей сразу в нескольких офисах, и, как только я подросла, я стала помогать ей по вечерам и по субботам. Я работала в магазинчике Кэтрин, нашей приятельницы. Мы справлялись. — Дороти перевела дыхание. — Обходились без помощи слуг, были счастливы вместе без походов в рестораны, красивых нарядов и любящих родственников, — горько добавила она.

Дороти чуть было не сказала по-детски «вот так!», но вовремя остановила себя и упрямо сжала губы. Они подъехали к небольшому кабачку. Машина остановилась. Ральф вышел, взяв только кошелек. На его губах мелькнула улыбка. Несмотря на внешнюю хрупкость и слабость, Дороти Нильсон обладала характером, который давал о себе знать, когда задевали ее достоинство. Ему это понравилось.

Он хотел сказать ей, что она может гордиться своей мамой, но, поразмыслив, решил, что она подумает, будто он наставляет ее. Он хотел сказать, что есть вещи, которые нельзя купить за деньги. Любовь и преданность, например. Но, возможно, она уже знала это.

Поэтому Ральф промолчал.

Она сидела в машине, как будто приросла к месту, скрестив руки на груди. Ральф снова хотел улыбнуться, но сдержался и галантно открыл ей дверь. Дороти не нужно было говорить ему, что она не хотела сюда приезжать, что она не хотела с ним обедать, не хотела обсуждать с ним свое будущее. Ее поза говорила сама за себя.

Ральф наклонился, чтобы расстегнуть ее ремень. Сама она, видимо, не собиралась это делать. Рука случайно скользнула по ее груди, и сердце подпрыгнуло от неожиданной волны удовольствия, пробежавшей по его телу. Боже! Что она с ним делает!

Он быстро отстранился, уже зная, как опасна любая близость с Дороти. Он уже сделал одну непростительную ошибку и не допустит новой.

— Вылезай! — скомандовал он. — А то гроза собирается.

Тучи сгустились на небе, закрыв солнце, и сильный, порывистый ветер, предвестник начинающейся грозы, поднимал клубы пыли на песчаной дороге.

Ральф терпеливо ждал, пока Дороти нехотя вылезала из машины. Захлопнув за ней дверцу, он снова оказался настолько близко к ней, что мог почувствовать, как ее волосы пахнут свежим воздухом и цветами. Он подавил в себе желание окунуть лицо в этот нежный шелк. Резко развернувшись, он направился к входной двери таверны. Возле входа Ральф задержался, чтобы Дороти могла догнать его, и они вместе вошли внутрь.