Шаг в четвертое измерение - [73]

— Вряд ли он мог хранить здесь провизию продолжительное время, — вставил я. — Вот, вероятно, почему он позавчера отправился в Ардриг и подкупил Рэбби Грэма, — ему нужна была его помощь, он нуждался в пище. Потом, по-видимому, он не отважился вернуться в свое укрытие, так как в долине было полно людей, вышедших на его поиски, — поэтому он попросил Рэбби спрятать его в коттедже. Но каким образом Шарпантье обнаружил этот пиктовый дом?

Несс с Уиллингом переглянулись. Уиллинг, наконец, ответил:

— По-видимому, когда он обшаривал это место вчера утром, то заметил кое-какие изменения на поверхности болота, может быть, изменившееся положение куста. Поэтому он мог подумать, что под ним есть дыра, ведущая в подземелье. Логически мыслящий ум француза подсказывал ему, что Джонни мог отправиться куда угодно — на север, юг, запад, восток, но он не мог раствориться в воздухе. Он пришел к выводу, что тот мог оказаться под землей, его глагол «исчезать» обладал каким-то рациональным значением.

— Почему же он ничего не сказал Алисе Стоктон о своих подозрениях?

Снова ответил Уиллинг.

— Возможно потому, что он чувствовал опасность, скрывающуюся за побегами Джонни из дома. Он не хотел сообщать об этом секрете мисс Стоктон, но он не мог сказать об этом и вам в ее присутствии. И вот, когда Шарпантье оставил вас, он либо намеренно направился к колючему кусту над пиктовым домом, либо случайно провалился туда, как это произошло и с вами вчера. Вероятно, они оба находились в этом подземном доме, когда вы с Алисой Стоктон прочесывали болото, пытаясь их отыскать. Она отправилась домой в Крэддох, а вы к озеру, в гости к Блейну.

— Ну и что же произошло дальше? Тут вмешался Несс.

— Это все, что нам известно о Джонни или Шарпантье до сих пор. Может, нам обо всем расскажет сам Джонни. Нам нужно пойти в Крэддох-хауз и поговорить с ним, если он уже проснулся.

Во время нашего перехода через густой лес я попытался мысленно восстановить действия Джонни и Шарпантье. Был ли в доме пиктов какой-то третий человек, когда там вчера появились Джонни и Шарпантье? Если и тот, и другой, независимо друг от друга, обнаружили это подземелье, то это мог сделать и еще кто-нибудь. Вероятно, крики или рыдания, которые мы слышали с Алисой, издавал Джонни, который в это время находился в этом убежище. Был ли мальчик свидетелем убийства Шарпантье? Почему убийца не покончил с таким опасным для себя свидетелем?

Потом я вспомнил кромешную тьму, царившую внутри, до того как лаз был расширен. В камере было темно, особенно если камень сверху привален. Могло ли произойти убийство в такой темноте? В результате Джонни мог ничего не увидеть. Даже если у убийцы был электрический фонарик, он мог направить его луч в глаза Джонни или Шарпантье, ослепить их на несколько мгновений. Они в таком случае не могли различить его черты. Но мог ли Джонни узнать убийцу по голосу? Мог ли тот поступить столь опрометчиво? Либо по его запаху, либо по одежде?

Крэддох-хауз глядел на нас двумя рядами пустых глазниц французских окон на залитом утренним солнцем фасаде. Мы снова заметили на дорожке автомобили, — опять нагрянула полиция. В холле прорвавшийся через окна солнечный свет образовал полумесяц на мозаичном полу, превращая белый мрамор в янтарный и прорисовывая серые прожилки на черном. Никогда еще его интерьер не казался таким праздничным. Никогда я еще не входил сюда с такой печалью. Мы прошли сразу в кабинет, и лорд Несс сел за письменный стол Стоктона. Уиллинг стоял на коврике возле камина, а я, чувствуя себя не в своей тарелке, каким-то одеревенелым, устроился на краешке подоконника, на котором так беззаботно и грациозно сиживал Шарпантье. Полицейский привел Джонни. Он сел в большое кожаное кресло, в котором фигура его казалась меньше, чем была на самом деле. Он смотрел на нас.

Я был поражен теми переменами, которые произошли в его внешности за последние дни. Несмотря на продолжительный ночной отдых, на лице его уже не было персикового оттенка. Меловая кожа на лице, как и у миссис Франсес Стоктон, туго обтягивала кости, поэтому весь он казался каким-то бледным, щуплым, старше своего возраста. Его удивительно голубые глаза сузились, губы припухли и были совершенно бесцветными, вероятно, от усталости. Он их крепко сжал, но нижняя, кажется, не хотела повиноваться, и все же немного выступала вперед.

Весь его облик наводил на мысль о побитом поздними морозами весеннем цветке или же о когда-то свежем фрукте, пожухлом из-за жары. Вчера ночью, когда я вел его домой в Крэддох, он мне казался просто истеричным маленьким мальчиком. Может, он испытывал стыд за свой тогдашний срыв, но сегодня утром он смотрел на всех вас с вызовом, с расчетливостью взрослого человека, намеренного себя защитить.

Теперь я припоминал слова Шарпантье о нем: всякий раз после очередной попытки убежать Джонни возвращался «другим». Несомненно, сегодня он был не тем, прежним, — немного другим: ребенок, который благодаря стараниям колдунов высох и постарел. Иногда в его глазах я видел отблески человеческой души, стремящейся вырваться из отчаянной загнанности, пообщаться с другими, что так характерно для глухонемых. Сегодня утром мне показалось, что человеческая душа глядит на меня через глаза мальчика, похожие на зарешеченные окна тюремной камеры. Несколько раз мне приходилось наблюдать в клинике в Америке взгляд взрослого человека у малолетнего преступника — смелый, холодный, безжалостный, рассудочный, — но я никогда этого не видел у такого юного мальчика, как Джонни.