Шафранная мантия. (THE SAFRON ROBE) - [46]

Я посмотрел в центр храма на группу лам и увидел, что там сидит наш уважаемый и любимый Высочайший. Он сидел тихо и спокойно окруженный аурой духовности. Я решил, что всегда буду стараться быть похожим на него и на моего Наставника, ламу Мингьяра Дондупа. Служба продолжалась и продолжалась. И мне показалось, что я даже уснул возле одной из колонн, потому что забылся, пока меня не разбудил звон колокольчиков и раскатистый гул раковин. Я услышал шум, производимый людьми, подымающимися на ноги, и неопределенные звуки, которые они издавали, пробираясь к выходу. Я протер глаза кулаками, стараясь выглядеть бодрствующим и внимательным.

Ковыляя вслед за толпой, я направился в спальню, думая о том, как прекрасно, что скоро мне уже не нужно будет спать с целой толпой мальчишек, которые целую ночь кричат и храпят. Следующую ночь я проведу в собственной комнате.

В спальне я приготовился ко сну, завернувшись в свое одеяло. Мальчишки старались заговорить со мной. Они завидовали, что с завтрашнего дня у меня будет личная комната. Но не успев договорить до конца предложения, они начинали зевать и мгновенно засыпали, повалившись на пол. Завернутый в одеяло, я подошел к окну и посмотрел на звездное небо, на далекие горные вершины, посеребренные лучами восходящей луны. Потом я тоже лег и заснул, не думая ни о чем. Мой сон был спокойным, без сновидений.

Глава 11 Возвращение в Чакпори

Мы с Наставником уезжаем из Поталы — Встреча с торговцем в деревне Шо — Слухи опережают меня — На кухне — фармакологическая фабрика монастыря — Целебные свойства трав — Меня обещают посвятить в искусство приготовления лекарств

Мы вместе шли по коридору, пока в конце концов не добрались до внутреннего дворика, где монах-конюх уже держал наготове двух лошадей. Одна предназначалась для Наставника, другая — к моему ужасу — для меня! Наставник приказал конюху помочь мне взобраться на лошадь, и я был очень рад этому. Принимая во внимание больные ноги, нетрудно понять, что лошадь и я редко оказывались одновременно в одном и том же месте. Когда я собирался вскарабкаться на нее, она обычно отходила, и я падал на землю. Когда же я ожидал, что она вот-вот двинется, и прыгал на нее, учитывая предполагаемое изменение ее положения, она, как правило, оставалась на месте, и я снова оказывался отнюдь не в седле.

Наконец, несмотря на свои покалеченные ноги, я с помощью конюха взобрался на лошадь. Но и тут я, видимо, сделал что-то не так, и она бросилась вперед. Наставник громко смеялся, глядя на меня и понимая, что я не в состоянии управлять этом ужасным животным. Лошадь промчалась через дворик и поскакала дальше по тропинке. Я молился за свою жизнь, боясь упасть и покатиться по склону горы.

Мы неслись вдоль стены. Из окна надо мной выглянуло толстое приветливое лицо:

— До свидания, Лобсанг. Возвращайся скорее. На следующей неделе у нас будет свежий ячмень, и я приготовлю из него новое блюдо, какого ты еще никогда не пробовал. Как только вернешься, заходи.

Затем повар увидел, что подъезжает другой всадник, и, обратив глаза к нему, взмолился:

— О! Аи! Аи! Уважаемый Медицинский Лама, простите меня!

Приближался мой Наставник, и бедный монах решил, что вел себя слишком дерзко. Однако приветливая улыбка Наставника позволила ему снова обрести покой.

Я спускался с горы, а мой Наставник, громко смеясь, ехал следом.

— Нам нужно будет приклеить тебя к лошади, Лобсанг, — сдерживая смех, произнес он.

Я хмуро оглянулся назад. С ним было все в порядке. Это был большой человек шести футов ростом и более двухсот фунтов весом. Он был не только умен, но и мускулист. Я не сомневался, что стоило ему только захотеть, он вполне мог бы поднять эту лошадь и снести ее с горы вместо того, чтобы нестись не ней. Я же, наоборот, ощущал себя мухой, севшей на слона. Я практически не мог управлять лошадью. Она часто проявляла упрямство, зная, что я буквально окаменел от страха. Она двигалась по самому краю тропы и ржала, — очевидно, ее веселила моя бестолковость.

Мы достигли подножия горы и направились по Допдальской дороге, так как, прежде чем отправиться в Чакпори, нам следовало заглянуть в одно правительственное учреждение в деревне Шо. Когда мы прибыли туда, Наставник довольно основательно привязал мою лошадь к столбу и, помогая мне спуститься на землю, сказал:

— Теперь ты должен постоять здесь, Лобсанг. Я вернусь через десять минут.

Он поднял сумку и зашагал в направлении одного из домов, оставив меня сидящим на груде камней.

— Сюда! Сюда! — раздался позади меня голос, принадлежавший, видимо, сельскому жителю. — К нам пожаловал Лама в шафранной мантии. Он оставил неподалеку двух лошадей. А вон его мальчик, который присматривает за ними. Как поживаешь, маленький Мастер?

Я огляделся и увидел небольшую группу паломников. Они стали раскланиваться предо мной в традиционных тибетских приветствиях, которыми обычно низшие по рангу приветствуют высших. Мою грудь распирало от гордости. Я бессовестно наслаждался, греясь в лучах славы, свалившейся на меня из-за того, что оказался «мальчиком Ламы в шафранной мантии».

— О! — ответил я. — Вам не следовало бы так шумно приветствовать монаха. Мы все время погружены в медитацию, и внезапный шок в этом случае очень вреден для здоровья.