Шафранная мантия. (THE SAFRON ROBE) - [45]

В конце концов я оказался в позе, которую мой Наставник счел подходящей. Я сидел, подогнув ноги под себя и высунув пятки вправо. Это не была поза лотоса, потому что ноги у меня все еще болели. Сложенными в горсть руками я держал кристалл у себя на коленях. Я поддерживал его снизу и, казалось, не видел своих рук за строгими гранями этого шара.

Я склонил голову и смотрел на кристалл, точнее, в кристалл, ничего в нем не видя и не фокусируя взгляд. Чтобы правильно смотреть в кристалл, нужно сосредоточиться на точке где-то в бесконечности. Если сосредоточиться на самом кристалле, то привлекают внимание лишь пятна, пылинки, какие-то отражения, все то, что обычно мешает открытию ясновидения. Итак, смотря в кристалл, я учился фокусировать взгляд на бесконечности.

Я вспомнил впечатления от случившегося в храме, когда я видел толпы странствующих душ и слышал пение девяти лам, перемежавших каждое возжигание палочки благовоний звоном серебряных колокольчиков.

Наставник улыбнулся мне и сказал:

— Сейчас еще не время для разглядывания и гадания по кристаллу. Сначала ты должен многому научиться. Тише едешь, дальше будешь. Ты должен научиться правильно держать кристалл. Сейчас ты держишь его правильно. Но существует еще множество способов, как держать его в различных ситуациях. Если ты захочешь узнать, что происходит в мире, ты должен использовать кристалл, положив его на подставку. Если же ты стремишься узнать что-то о человеке, ты должен дать кристалл ему в руки. Если ты будешь достаточно подготовлен, то сможешь потом, держа кристалл перед испытуемым, рассказать ему все, что он захочет узнать.

В это мгновение мне показалось, будто мы провалились в ад. Это были глухие, бессвязные, раскатывающиеся звуки раковин, похожие на мычание яков в долинах. Завывающие звуки дрожали в воздухе, то тише, то громче. Мне никогда не удавалось различить какую-либо музыку в звучании раковин, и поэтому все говорили, что у меня нет слуха. Вслед за раковинами из храма зазвучали фанфары, зазвонили колокола и загремели деревянные барабаны. Мой Наставник повернулся ко мне и сказал:

— Ну что, Лобсанг, нам пора отправляться на богослужение. Сам Высочайший будет там. В наш последний вечер в Потале нам следует вести себя достойно. Мне нужно поторопиться, ты же отправляйся своим шагом.

Сказав это, он поднялся на ноги, погладил меня по плечу и вышел.

Я аккуратно завернул кристалл и очень осторожно положил его в восьмигранную коробку. Водрузив ее на стол неподалеку от того места, где сидел Наставник, я вышел в коридор. Со всех сторон сходились послушники, монахи и ламы. Это напоминало мне растревоженный муравейник. Все словно бы стремились занять самые лучшие места из тех, которые полагались им по их рангу. Я не спешил, я мог сесть где угодно и так, чтобы меня никто не заметил. Это было все, что мне нужно.

Звучание раковин прекратилось. Умолк гул фанфар. Поток входящих в храм уменьшился до маленького ручейка, и я обнаружил, что плетусь в хвосте. Это был великий храм, который посещал сам Высочайший, когда ему удавалось освободиться от своих обязанностей и прийти сюда вместе с другими ламами.

Огромные колонны поддерживали крышу, которая, казалось, парила в темноте ночи. Над нами, как всегда, облаками висел дым благовоний. Серые, белые и голубые клубы кружились и перемешивались. И хотя им никогда не удавалось сохранить какую-то определенную форму, каждое из этих облаков обладало своей индивидуальностью.

Маленькие мальчики с горящими факелами бегали вокруг и зажигали масляные лампы. Лампы шипели, а затем вспыхивали ярким пламенем. То тут, то там были такие, которые разгорались не сразу. В одних масло очень затвердело, а в других были обугленные фитили. Эти лампы коптили, заставляя нас чихать от дыма.

Наконец большинство ламп было зажжено. Монахи принесли длинные палочки благовоний. Их подожгли и сразу погасили. Они засветились красным светом, выпуская огромные клубы дыма. Я посмотрел вокруг и увидел, что все ламы, собравшись в одну группу, сидели, образуя стройные ряды — лицом к лицу, спиной к спине и опять лицом к лицу. В некотором отдалении от них так же сидели монахи. Еще дальше — послушники. Перед каждым из лам стоял стол высотой с фут, на которых были разложены различные маленькие предметы, включая неизменные серебряные колокольчики. Иногда попадались деревянные барабаны.

Наконец началось богослужение. Лектор подошел к кафедре и стал читать отрывки из священных книг. Ламы и монахи вторили ему. В завершение каждого отрывка одни ламы звонили в свои колокольчики, а другие слегка ударяли пальцами по барабанам. Снова и снова в ознаменование окончания определенной части ритуала откуда-то издалека, из глухих углов храма доносился рокот раковин.

Я наблюдал за всем этим, но для меня это было не больше чем зрелище, не больше чем обычное ритуальное действо. Я решил, что когда-нибудь надо будет спросить Наставника, для чего нужны такие церемонии. Я сомневался в том, что они могут помочь людям стать лучше. Я знал многих монахов, которые были очень набожны во время богослужения, но за стенами храма были далеки от идеала. Другие же, никогда не бывавшие в храме, были настолько добры и внимательны, что всегда могли прийти на помощь бедному, сбитому с толку малышу, который не знал, что ему делать. Ведь дети всегда боятся попасть в неприятности из-за того, что многие взрослые не любят отвечать на их вопросы.