Сфинксы северных ворот - [13]

— А где же дубы? — спросила она, указывая на углы дома.

— Какие дубы? — удивился юноша.

— Да те, которые были тут раньше… Посаженные при постройке дома! Они еще изображены на медальоне, том, в кухне…

— А, наш старый медальон! — догадался Дидье. — Так тех деревьев уже давно нет. Они сломались во время урагана, упали на крышу, наделали беды, их спилили по частям… Я тогда был совсем маленький, но хорошо это помню. В крыше были такие дыры!

Расставив испачканные землей руки, он с ясной детской улыбкой показал, какого размера были дыры.

— И дождь лил прямо мне на постель! Пришлось спать внизу, в кухне, пока крышу не перекрыли заново.

— А чем плохо спать внизу? — заразившись его беззаботным весельем, улыбнулась в ответ женщина.

— Внизу больше мышей! — задорно ответил Дидье и рассмеялся. — Не верите? У нас был тогда пес, он ночевал со мной в одной комнате. И всю ночь охотился: душил мышей, носил их мне на постель. Складывал на подушку… Так вот, внизу он совсем перестал спать, всю ночь за ними гонялся…

— За мышами? — Все еще улыбаясь, женщина торопливо обдумывала, как расспросить парня, не нарушив обещания, данного Наталье, — избегать опасной темы. — А больше никого твой пес не чувствовал?

— Иногда он гонял соседских кошек…

— В таких старых домах могут водиться и привидения!

Произнеся эти слова, Александра сделала паузу, глядя в глаза собеседника с нарочитым спокойствием. Дидье, как ей показалось, смешался. Первое мгновение он не нашелся с ответом, его жизнерадостная улыбка померкла, взгляд затуманился. Наконец, справившись с собой, парень очень серьезно спросил:

— Вы что-то видели ночью?

«Он спросил именно „видели“… Не „слышали“, не „чувствовали“»… — Александра также не торопилась с ответом. Она ощущала его значимость, уж очень внимательно смотрел на нее Дидье.

— Так… — уклончиво произнесла она. — Плохо спалось. Я еще подумала, что в таком старом доме должно было много всякого случаться… Старые дома, старые вещи, картины — все они имеют свои истории. Часто — скверные. Новые хозяева иногда поздно их узнают.

Дидье отставил грабли, прислонив их к стволу яблони, отряхнул руки об испачканный брезентовый фартук.

— Это вам Наталья рассказала?

— Она мне ничего не рассказывала, — солгала Александра. — Просто я занимаюсь торговлей антиквариатом, вот и задумалась на эту тему… Незнакомый старинный дом… Пустой, нежилой. Мне было не по себе этой ночью.

— А я, знаете, никогда ничего тут не боялся, — после краткой паузы смягчившимся тоном произнес Дидье. — Это дом моего прадеда… Он, знаете, построил его двести лет назад, когда вернулся из Московского похода! Он воевал в России! Тот медальон, который вы видели, знаете, из чего сделан?

— Из олова? — предположила Александра.

Парень, чрезвычайно довольный, кивнул:

— Точно! Из оловянных пуговиц с его мундира! Когда прадед был в России, там стояла страшная зима… Он отморозил ноги, их отняли уже после переправы через Березину. Ему повезло попасть в лазарет, где сделали операцию. Потом он несколько месяцев провалялся в крестьянском доме, пока не пошел на поправку… Мороз в России был такой, что пуговицы на мундире трескались и рассыпались. Несколько уцелело. Прадед их сохранил и, когда вернулся, велел раскрошить и отлить из них памятный медальон.

— Любопытно… Олово действительно не выносит мороза, — задумчиво сощурилась Александра. — Но ваш прадед, вероятно, привез с войны кое-что более ценное, чем раскрошившиеся пуговицы? Чтобы построить дом, требовалось не олово, а золото…

Но парень, ничуть не смущаясь, пожал плечами:

— Он болтать не любил, мой прадед… Конечно, у него имелось с собой кое-что, когда он вернулся! И хитрый же он был! А везучий! Ведь простым солдатом ушел с Наполеоном в Египет, еще в тысяча семьсот девяносто восьмом году! А в солдаты подался из крестьян, потому что дома у него ни гроша не было: он сам — младший сын, а отец не соглашался поделить поле между ним и старшим братом. Казалось бы, ну кто он был такой?! А в Россию прадед отправился уже полковником!

— Он был незаурядным человеком… — Александра уже поняла, что фигура предка являлась для молодого человека чем-то вроде фетиша. — И очень крепко держался за жизнь! Подумать только: пройти такой путь, участвовать в таких сокрушительных военных кампаниях, выжить, вернуться, построить дом, завести семью…

— О, прадед был необыкновенным… Правда! — Дидье расцвел, словно похвалили его самого. — И совсем не стремился к славе… После египетской кампании он служил далеко отсюда, в глуши, хотя мог бы, как многие делали, напомнить Бонапарту о своих заслугах в Сирии и получить парижский гарнизон… Он вернулся сюда только после Московского похода, когда от него осталась половина, чтобы умереть на родине… Ведь он остался простым крестьянином из здешних мест!

Юноша порозовел от волнения и говорил вдохновенно, не стесняясь высокопарных фраз, вероятно слышанных от третьих лиц. Александра не удивилась бы, узнав, что легендарного полковника вспоминают в этой местности на разных официальных мероприятиях, во время национальных праздников. «В День взятия Бастилии, например!»