Сфинкс - [132]
Она говорила, говорила долго и, наконец, устала и прикрыла глаза.
— Уйдем, может быть, уснет, — сказал Мамович.
Но Ягуся удержала Яна за руку и не отпустила его от себя. Это пожатие руки было последним… Белые пальчики Ягуси похолодели. Головка склонилась, улыбка слетела с уст — души уже не было на земле.
Ян выбежал из дома и бросился в костел, тот самый костел, где с нею прощался в первый раз.
Когда Ягуся закрывала глаза, у дома, указанного евреем, остановился дорожный экипаж с вещами.
Из него вышел доктор Фантазус, постаревший, сломленный трудами, седой, опираясь на палку.
Вошел на лестницу, в комнаты, молча прошел через первую, оглянулся и подошел прямо к кровати, на которой в белом платье лежала умершая дочь, как бы объятая лишь глубоким сном.
Голубь сидел на спинке кровати и спокойно чистил перышки.
Старик долго смотрел, бросился в кресло и, устремив глаза на дочь, остался неподвижным. Все, кого приводит смерть: женщины, духовенство, любопытные, пришли, прошли: настала ночь, а он не встал, не двинулся.
Ян, блуждая по улицам, вернулся домой поздно ночью. Тело Ягуси умершей уже лежало в первой комнате, кругом стояли свечи; выражение покоя осталось на прелестном лице ангела. Ян стал на колени у ее ног и целовал их в слезах.
Вдруг, как сновидение, вышел, опираясь на палку Фантазус и хриплым голосом сказал:
— Ян! Ян! Что ты сделал с моей дочерью? Художник повернулся и задрожал.
— Я оставил ее тебе полную жизни, надежды; нашел умершую, умершую! Ты этому причиной! Ты виноват! Пусть смерть ее падет на тебя! Не на меня, который оставил ее, думая, что муж любит сильнее отца! Бедный ребенок!
— Отец! — воскликнул Ян, бросаясь с рыданием ему в ноги. — Чем же я виноват? Я ее любил, окружал заботами и любовью.
— А все же умерла! Умерла! — застонал Фантазус. — Как ты мог допустить, чтобы она умерла? Ты виноват… Нет, не ты! Нет! Я, который ее оставил! Я, который ее тебе отдал! Ты ни в чем не виноват. Я ее недостаточно любил, я любил науку, и она меня убивает. Опять никого на свете, никого! На старости лет один, с грызущей как коршун мыслью. Прикованный Прометей! Нет дороги на север! Льды! Нет средств добыть правду, а я растратил жизнь. Не коснулся пульса земли, а потерял ребенка.
Горсть седых волос вырвал из головы и бросил под ноги трупа.
— Позднее раскаяние, напрасное раскаяние!
В непрерывном молчании просидели так оба, несчастные, всю ночь у тела усопшей.
Утром Мамонич, несмотря на ухудшение после вчерашнего ухода из дому, притащился к Яну и силой оторвал его от умершей. Отец остался, занимаясь похоронами молча, но с огненным взором, не затуманенным ни одной слезой.
Когда выносили гроб, послал за Яном. Мамонич не хотел его пускать, но художник вырвался и пошел за гробом до могилы. Бабушка, мать, сестры, ребенок покоились уже на участке, где вырыли могилу и Ягусе. Странные слухи, ходившие о докторе и всей его семье, привели на похороны толпу.
Когда последняя горсть земли упала на гроб и крышку закрыли, Ян, помолившись, живо поднялся. Доктор Фантазус без слез сел в экипаж, даже взглядом не простившись ни с кем, и указал рукой на север.
Спустя несколько дней Тит, значительно поздоровевший и ни на минуту не оставляющий Яна одного, спросил:
— Почему не примешься за работу? Работа убивает время и страдание.
— Не хочу! Не хочу! Молюсь, этого с меня довольно… а я умею молиться! Теперь, когда поздно!
И опять стал бесчувственным, каким проводил целые дни, просиживая на одном месте неподвижный, без сознания, углубленный в себя.
Время шло, а ничто не менялось. Ян лишь изредка выходил в костел или на кладбище. К работе ничем его не мог Тит подтолкнуть.
Вдруг однажды утром Ян встал с кровати, быстро оделся, стал укладывать вещи и явно собираться в путь.
— А это что? — спросил Мамонич.
— Иду, — ответил Ян.
— Куда?
— Домой, к матери. Свет мне опротивел, ты один в нем исключение. Не понимаю искусства, смешанного с такой жизнью, как каша. Откуда взяться вдохновению? Нет! нет! Искусство должно черпать свою жизнь в религии. Иду, запрусь в монастырь на остальное время и, молясь, плача, буду работать. Чувствует душа моя, что только там могу еще быть счастлив.
Напрасно Мамонич хотел его отговорить, принимая его план за минутное и могущее вскоре остыть увлечение, предлагая сопровождать его, куда бы он ни пошел.
— Куда же идти? — говорил Ян. — Свет ваш мне уже неинтересен; самое лучшее и самое худшее в нем я уже узнал, испытал. Остальное было бы лишь напрасным повторением изведанного. Батрани всегда говорил, что художник не найдет счастья и свободы нигде, кроме разве монастыря. Там только настоящий покой. Все надежды земные обманут, на все есть завтрашний день со смертью и концом! Лучше от всего отказаться, чтобы потом ничего не оплакивать.
С этой глубокой печалью, но уже с молитвой на устах, Ян взял палку и попрощался с Титом.
— Жалко мне тебя! — сказал он напоследок. — Ты останешься на свете для разочарований, для страданий, я иду в добровольную могилу, которая меня живого схоронит, но из коей видно небо! Жизнь моя кончена. Слава, материальное благополучие не вылечили бы меня, раз я неизлечимо разочарован, погружен в неисчерпаемую печаль. Лишь вера и молитва исцеляют смертельные раны, наносимые жизнью. Я благословляю Перли, что послал меня к капуцинам: там капля небесной росы впервые упала на спаленные уста! Один ты, мой Тит, был в моей жизни чудным явлением, которое ни на минуту не затемнилось. Ты с Ягусей и с моей матерью останешься в моем сердце навеки. Умирая, я вспомню о тебе в молитве.
Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.
«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.
Графиня Козель – первый роман (в стиле «романа ужасов») из исторической «саксонской трилогии» о событиях начала XVIII века эпохи короля польского, курфюрста саксонского Августа II. Одноимённый кинофильм способствовал необыкновенной популярности романа.Юзеф Игнаций Крашевский (1812–1887) – всемирно известный польский писатель, автор остросюжетных исторических романов, которые стоят в одном ряду с произведениями Вальтера Скотта, А. Дюма и И. Лажечникова.
В творчестве Крашевского особое место занимают романы о восстании 1863 года, о предшествующих ему событиях, а также об эмиграции после его провала: «Дитя Старого Города», «Шпион», «Красная пара», «Русский», «Гибриды», «Еврей», «Майская ночь», «На востоке», «Странники», «В изгнании», «Дедушка», «Мы и они». Крашевский был свидетелем назревающего взрыва и критично отзывался о политике маркграфа Велопольского. Он придерживался умеренных позиций (был «белым»), и после восстания ему приказали покинуть Польшу.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Книга состоит из коротких рассказов, которые перенесут юного читателя в начало XX века. Она посвящена событиям Русско-японской войны. Рассказы адресованы детям среднего и старшего школьного возраста, но будут интересны и взрослым.
История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.
«Махабхарата» без богов, без демонов, без чудес. «Махабхарата», представленная с точки зрения Кауравов. Все действующие лица — обычные люди, со своими достоинствами и недостатками, страстями и амбициями. Всегда ли заветы древних писаний верны? Можно ли оправдать любой поступок судьбой, предназначением или вмешательством богов? Что важнее — долг, дружба, любовь, власть или богатство? Кто даст ответы на извечные вопросы — боги или люди? Предлагаю к ознакомлению мой любительский перевод первой части книги «Аджайя» индийского писателя Ананда Нилакантана.
Рассказ о жизни великого композитора Людвига ван Бетховена. Трагическая судьба композитора воссоздана начиная с его детства. Напряженное повествование развертывается на фоне исторических событий того времени.
Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.
Действие историко-приключенческих романов чешского писателя Владимира Неффа (1909—1983) происходит в XVI—XVII вв. в Чехии, Италии, Турции… Похождения главного героя Петра Куканя, которому дано все — ум, здоровье, красота, любовь женщин, — можно было бы назвать «удивительными приключениями хорошего человека».В романах В. Неффа, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с серьезным, как во всяком авантюрном романе, рассчитанном на широкого читателя.
Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.