Сфера - [26]

– Знаю.

– Ну вот, она у нас в команде. Она тебе не расскажет – она что-то еще похожее делает, о чем нельзя рассказывать. Но для нас она придумала способ вживлять чип в кость. И в этом вся разница.

– Ой блин. В какую кость?

– Да не важно, по-моему. Ты гримасничаешь.

Мэй подстроила лицо, чтоб получилось нейтральное.

– Ну, безумие, конечно. Кое-кто психует, что у нас чипы в головах, в теле, но технически эта фигня не сложнее карманной рации. Чипы ничего не делают – только сообщают, где носитель. И они уже повсюду. В каждом втором товаре. Покупаешь стереосистему – там чип. Покупаешь машину – там этих чипов целая куча. Некоторые компании в пищевую упаковку их вставляют, чтобы продукты попадали на рынок свежими. Простое следящее устройство. А если вживить его в кость, он никуда не денется, и невооруженным глазом его не увидишь – в отличие от тех, что в запястье.

Мэй отложила буррито.

– Правда в кость?

– Мэй, представь себе мир, где больше не будет серьезных преступлений против детей. Где это невозможно. Девочка оказалась там, где ей быть не положено, – все, в ту же секунду тревога, и ее тотчас находят. И найти ее могут все. Все органы тут же понимают, что она пропала, но точно знают, где она. Могут позвонить маме и сказать: «Да она в торговый центр зарулила» – или могут педофила отыскать за какие-то секунды. У похитителя одна надежда – сбежать с ребенком в лес, сделать там с ней что-нибудь и убежать, пока вся планета не бросилась в погоню. Но в запасе у него минуты полторы.

– Можно еще сигнал с чипа глушить.

– Можно, но у кого хватит знаний? Много ли на свете педофилов со степенью по электронике? Я думаю, очень мало. Ну и мы все похищения детей, изнасилования, убийства одним махом сокращаем на 99 процентов. И ради этого у детей будут чипы в щиколотках. Вот ты что предпочтешь? Живого ребенка с чипом в щиколотке, ребенка, который снова растет в безопасности, может бегать в парк, на велосипеде ездить в школу и все такое?

– Ты сейчас скажешь: «Или?..»

– Ну да – или ты предпочтешь мертвого ребенка? Или годами психовать, едва ребенок пошел на автобусную остановку? Мы же опрашивали родителей по всему миру, они сначала брезгливо морщатся, а как перестают – 88 процентов одобряют. Едва до них доходит, что все это возможно, они давай на нас орать – мол, почему нельзя сейчас же? Когда вы это выпустите? Для молодежи настанет новый золотой век, я вот о чем. Бестревожная эпоха. Блин. Ты опоздала. Гляди.

Он показал на часы. 13:02.

Мэй вскочила и побежала.

* * *

После обеда работа накатила беспощадно, а средний рейтинг едва дотягивал до 93. Ближе к вечеру Мэй вымоталась, а когда взглянула на второй экран, обнаружила сообщение от Дэна: «Есть минутка? Джина из СоцСферы хотела переговорить».

Она ответила: «Через 15 минут, ага? Мне еще опросники выслать, и я не успеваю пописать с полудня». Что было правдой. Она три часа не вставала из-за стола, а кроме того, может, удастся поднять рейтинг выше 93. Наверняка Дэн назначил ей встречу с Джиной из-за низкого среднего показателя.

Дэн только и ответил: «Спасибо, Мэй», и эти слова она вертела в голове по пути в туалет. За что он ее благодарил – за то, что придет через пятнадцать минут, или – мрачно – за лишние гигиенические подробности?

Возле туалета Мэй увидела какого-то человека в тесных зеленых джинсах и свитерке в обтяжку. Человек стоял в коридоре под высоким узким окном, глядя в свой телефон. Его осияло сине-белое свечение; он как будто ждал от экрана распоряжений.

Мэй вошла в туалет.

Когда вышла, человек все стоял, но теперь глядел в окно.

– Потерялся? – предположила Мэй.

– Не. Надо обдумать кое-что, а потом уже – ну, наверх. Работаешь тут?

– Ага. Я новенькая. В ЧК.

– ЧК?

– Чувства Клиента.

– А, ну да. Мы это называли просто «обслуживание клиентов».

– То есть ты не новенький?

– Я? Да нет. Я тут некоторое время уже. Но в этом корпусе не особо. – Он улыбнулся и посмотрел в окно, и тогда Мэй вгляделась пристальнее. Темные глаза, овальное лицо, волосы седые, почти белые, хотя он едва ли старше тридцати. Худой, жилистый, а в узких джинсах и обтягивающем свитере его силуэт будто каллиграфически начертали пером, нажим-волосная.

Он снова обернулся, заморгал, фыркнул – мол, надо же, какой я невоспитанный.

– Извини. Я Кальден.

– Кальден?

– Тибетское имя, – пояснил он. – Золотое что-то там. Родители всегда мечтали съездить в Тибет, но дальше Гонконга не забрались. А тебя как зовут?

– Мэй, – сказала она, и они пожали друг другу руки.

Рукопожатие у него было крепкое, но небрежное. Видимо, его научили пожимать руки, но он так и не понял, зачем это.

– Значит, ты не потерялся, – сказала она, сообразив, что ей бы надо на рабочее место; один раз она сегодня уже опоздала.

Кальден это уловил.

– Ой. Тебе пора. Можно проводить? Посмотреть, где работаешь?

– Э, – сказала Мэй, сильно занервничав. – Давай.

Будь она параноиком и не заметь она шнурка от беджа у него на шее, решила бы, что Кальден, с этим его настойчивым, но неконкретным любопытством, то ли нечаянный гость с улицы, то ли корпоративный шпион. Но что она знает? В «Сфере» проработала неделю. Может, это проверка. Или просто очередной эксцентричный сфероид.