Сфера-17 - [12]

– Слава тому, кто придумал возить бухло звездолётами, – пробурчал Зондер. – Бухло объединяет. А что думает по этому поводу население?

– Неккен платит правительствам и содержит армии, – сказал Морелли. – Это очень небольшие расходы по сравнению с прибылями корпорации. Население тянет лямку.

– У меня плохая новость, – вдруг сказал молчавший до сих пор Кейнс. – Наши идиоты уже берут этот кредит.

– Что? – Морелли заморгал.

– Неккен уже предложил выкупить заводы, – директор коротко повёл рукой вокруг себя. – В министерстве уже обсуждают условия кредита.

Все затихли.

– Это же… – Морелли привстал. – Эш, нас продают в рабство! Это… Это нужно…

– Остановить? Как же. Все куплены.

– Неккен торопится, – неожиданно сказал Зондер. – Не успеют они – успеет Манта.

– Манта?!

– Мантийцы приступили ко второму этапу инфильтрации. Начали пропаганду своей системы воспитания.

– А первый когда же начался? – оторопело спросил Морелли.

Зондер покачал головой.

– Первого не замечал ещё никто и никогда.

– Что значит второй этап?! – пискнул кто-то.

– После того как Тикуан их вздрючил, они действуют скрытно, – сквозь зубы проговорил Зондер. – Сначала внедряют своих людей на ключевые посты, потом вводят в моду особые методики воспитания детей. Лет через десять детям начинают делать операции. Через двадцать лет планета становится клоном Манты. Теперь догадайся, почему Манта называет свой Верховный Совет Мировым правительством… Я в курсе того, что происходит в моей области знания. И некоторых смежных.

Зондер покопался за пазухой и швырнул на стол журнал – отпечатанный на глянцевой бумаге, красивый и яркий. На обложке были изображены идиллические мать и младенец.

– К этой гнили, – сплюнул он, – приложил руку мантиец. Она рассчитана не на человеческих детей.

Над праздничным столом повисло молчание.

– Мы, господа, тоже в полном дерьме, – тихо заключил Кейнс.

…Оставался год. Через год Неккен прекратит закупки, зарплаты в валюте исчезнут как класс, и людям, набравшим в кредит импортных товаров – машин, планшеток, биодомов, – станет нечем платить. Начнутся волнения. В системе появятся корабли Манты, во внутренней сети Циалеша – мантийские агитаторы, на улицах городов – правительственные войска.

Морелли спросит, что мы будем делать, и Эшли Кейнс – товарищ Кейнс – ответит: «Надо делать революцию. Революция всё спишет».

– Лев, – сказал Николас, – что вы знаете о личной жизни Эрвина Фрайманна?

Шукалевич поднял глаза от экрана монитора.

– Всё, – ответил он, – абсолютно всё. А почему вас это интересует?

Николас помедлил. Начупр внутренней безопасности смотрел на него с благожелательным, немного ироничным интересом.

– Он производит странное впечатление, – наконец сказал Реннард. – Он мне подозрителен.

– Вот как? – Шукалевич встал, прошёлся по тесному пятачку между окном и собственным креслом. – Подозрительные люди – это по части моего ведомства, Николас, вы пришли по адресу.

Николас понимающе усмехнулся в ответ.

– Я готов ответить на ваши вопросы, – продолжал Шукалевич. – Но мне, как профессионалу, перед этим было бы интересно узнать о ваших личных впечатлениях. Или у вас есть вещественные доказательства?

– Нет, – сказал Николас, – никаких вещественных доказательств. Если бы они были, я бы вас не побеспокоил.

Шукалевич потёр пальцами щёки. Его лицо казалось явственно несимметричным: модную короткую бороду с левой стороны пробороздил шрам. Шукалевич им гордился: это было почти боевое ранение. Во время Гражданской правительственным войскам удалось подбить машину одного из вождей революции… «И отшлифовать не хочет, – подумал Николас, – и бороду отрастил, чтоб заметнее было… Стерлядь, холёный ублюдок…»

Шукалевич улыбнулся. Реннарда охватил холод. «Прекратить эти мысли! Они же читаются по глазам!..»

– Что вас тревожит? – мягко спросил Шукалевич.

Николас помолчал, опустив взгляд.

– Товарищ Фрайманн производит впечатление надёжного человека, всецело преданного нашему делу, – медленно, раздумчиво проговорил он. – Очень надёжного. Очень преданного. Настолько, что это кажется странным. Он как будто кем-то придуман таким. Чёрный Кулак революции, легенда, человек, напрочь лишённый слабостей. Так не бывает.

Шукалевич сел и обхватил подбородок ладонью. Он слушал с большим интересом.

«Я говорю правду, – подумал Николас, – иначе никак: людям из внутренней безопасности можно говорить только правду, лжи они не поверят. Но правду тоже можно подобрать умело. Я действительно хочу знать всё об Эрвине Фрайманне. Мне очень, очень интересно, что о нём знает внутренняя безопасность. Посмотри мне в глаза, Лев, – я искренен, я чист. Я даже верю в то, что ты Лев, а не Стерлядь. По крайней мере пока сижу у тебя в кабинете».

– Я надеюсь, мои подозрения беспочвенны, – сказал он, и это тоже были совершенно искренние слова. – Но я хочу доказательств. Мне часто приходится иметь дело с товарищем Фрайманном. Мы должны доверять друг другу.

– Да, – подхватил Шукалевич, – все мы должны доверять друг другу. Это главное. Без этого не будет спайки, не будет согласия, дело революции окажется под угрозой…

Николас кивал и ждал.

Краем глаза он успел оглядеть кабинет Шукалевича и отметить, что начупр внутренней безопасности неравнодушен к роскоши и чувству стиля. Роскошь старательно выдерживалась в стиле «независимый Циалеш легко обойдётся без импортных товаров». Всё было отечественного производства – начиная со слабосильного, морально устаревшего лэптопа и заканчивая шторами. В других Управлениях так и висел дореволюционный импорт – пылеотталкивающая ткань-хамелеон, по желанию менявшая прозрачность и цвет. Никто просто не озаботился тем, чтобы её менять, служила она долго. Шукалевич озаботился.