Сезонная любовь - [4]

- Оно верно, закон... А на деле как заведу речь об отпуске, мне сразу - не можем. Мол, пока я там отдыхаю, у них здесь люди мрут.

- Вы что же - врач?

- Ага, хирург, - кивнул Пряхин.

- Вот оно что, - приезжий скользнул взглядом по его жестким корявым пальцам, на которых держались темные смоляные пятна.

- Каждый день режу. Без меня им никак.

- Теперь понятно, откуда у вас деньги. А я, грешным делом, подумал... - усмехнулся собеседник.

- Что ты! Ко мне очередь - два года! Записываются - ночами стоят!

- Ах, так... Да-а, видно, вы специалист...

- А ты думал! Для меня вырезать что-нибудь - раз плюнуть. Зря, что ли, все ко мне рвутся? Им других предлагают - не хотят. Мол, только к нему. Это ко мне, значит.

- Понятно, репутация, - покивал приезжий и спросил неожиданно:

- А что вы зубы не вставите?

- Дорого. У меня отродясь таких денег... - Пряхин вспомнил, что богат, и осекся. - Зубы... это... Понимаешь, какое дело... Некогда мне. С утра до вечера режу. А насчет курорта верно говоришь. Давно собираюсь. Ты-то сам бывал?

- Приходилось... Ялта, Сочи, Гагра... - он вдруг пропел. - О, море в Гаграх...

- Да... - мечтательно вздохнул Пряхин. - Спасибо, что сказал. Может тебе вырезать чего надо? Устрою.

- За бутылку? - неожиданно спросил приезжий.

- Что ты... Так. Для хорошего человека... Хочешь, сам вырежу?

- Без очереди?

- Да ты только скажи, так, мол, и так: нуждаюсь! Что хочешь вырежу.

- Спасибо, - поблагодарил приезжий. - Я уж как-нибудь сам.

- Сам? - непонимающе уставился на него Пряхин.

- Сам. Я ведь врач.

Пряхин оглушенно помолчал и наконец выдавил из себя:

- Тоже?

- Тоже, коллега, тоже! - засмеялся приезжий. - Я, правда, не такой специалист, как вы, и денег у меня таких нет, скорее наоборот. Может, возьмете к себе в ассистенты?

- Куда? - хмуро спросил Пряхин.

- Ассистировать буду вам на операциях. Заодно и подучусь. Возьмете?

Пряхин встал и молча пошел прочь. "Нарвался", - думал он по дороге, "зарулил", называется. Кто ж мог знать? Молчал, гад, поддакивал. Прикидывался".

Пряхин был зол на приезжего, точно тот надул его, и злился на себя за доверчивость.

Был уже поздний час, Пряхин пришел домой. Он поскребся едва слышно ключом в замке и крался в темноте, когда неожиданно ярко вспыхнула лампа: Зина поджидала его с белыми от ярости глазами.

- Явился?! - спросила она так, словно говорила по радио.

- Не запылился, - щурясь от света, податливо усмехнулся Пряхин в надежде обернуть дело шуткой.

- Ты давеча, что обещал?

- Что? - как бы сам заинтересовался Пряхин и поморгал, силясь вспомнить.

- Забыл?!

- Почему? Не забыл...

- Божился... Слово давал... Давал?!

- Имело место...

- Ах, имело!... - вспыхнула Зина и медным голосом объявила. - Козел ты вонючий!

Пряхин так и сел от неожиданности, нижняя губа оттопырилась, как у плаксивого ребенка.

- Обидно, - сказал он.

- Обидно?! А мне не обидно?!

В ночной тишине ее голос звучал оглушительно. "Весь дом переполошит", - подумал Пряхин.

- Зина, ты б потише, люди спят, - попросил он.

- Он о людях думает! А кто обо мне подумает?!

Она могла разбудить не только дом, но и улицу, и даже город. Неожиданно Зина горько покачала головой:

- Дура я, дура... Дура набитая. За кого пошла...

- Не такая уж дура, - попытался разубедить ее Пряхин, но она посмотрела на него гневно и объявила непреклонно:

- Дура!

Он смиренно пожал плечами - тебе, мол, виднее.

- Кому верила, - произнесла она с горечью. - Забулдыга несчастный.

- Зина, то другая причина была. Третьего дня я зарулил невзначай, а шас дело было. Ей-Богу... Вишь, я в трезвости...

- В трезвости?! - ужаснулась она. - В трезвости?! Это от кого ж так разит на весь дом?!

- Не разит, а пахнет чуток. И то вряд ли. Пива выпил...

Она глянула искоса, потом внятно, с нажимом, точно втолковывала непонятливому, сказала:

- Кобель худосочный!

- Прошу без оскорблений, - Пряхин ладонью отстранился от ее слов.

Зина подскочила, схватила его за плечи и, не давая подняться, стала бешено трясти.

- Душу вытрясу! - рычала она сквозь зубы.

Сил у нее вполне могло хватить; его легкое костлявое тело билось у нее в руках, как отбойный молоток, голова моталась из стороны в сторону. Пряхин хотел что-то сказать, но слова рассыпались в тряске, и только дрожащий, прерывистый, похожий на блеяние звук вырвался из горла.

Она вдруг швырнула его и отошла. Пряхин умолк, будто оборвал песню. Он подумал, что теперь она оставит его в покое, но не тут-то было, оказалось, он еще не получил сполна.

- Пустобрех! - с прежней медью в голосе объявила Зина. - Ты не муж, ты квартирант! Тебя, как собаку бездомную, любой увести может! За всяким по первому слову бежишь! Брехун пустопорожний! Язык что помело: брешет, брешет - я, я!.. А что ты?! Кто ты есть?! Мужик называется... Одна видимость.

Он и на самом деле был мелок телом, кожа да кости, только руки выглядели непомерно большими, разношенные плотницким топорищем, а щербатый рот старил его против истинных лет. Но причиной были и плохая еда, бестолковая жизнь, нелепица, вечная маета...

Зина неожиданно заметалась по комнате - помещение было слишком мало для нее, она выдергивала из разных мест его вещи, рубахи, кальсоны и, комкая, с силой швыряла в него, он лишь растерянно прикрывался руками; на ходу она сбивчиво кляла его, но слов было не разобрать, одно лишь злобное урчание, которое вместе с ней носилось по комнате.