Сезон воронов - [65]

Взгляд мой затерялся в щели меж двумя домами, которые некогда были белыми. Каждый венчала островерхая крыша с коньком, украшенным зубчатым орнаментом, крытая красной фламандской черепицей. В лучах заходящего солнца воды Форта сверкали тысячами огоньков. Мимо меня прошли двое подвыпивших моряков и в дверях таверны столкнулись с нашим осанистым и полным доктором, который как раз выходил на улицу. Один моряк упал на пыльную мостовую. Грязно ругаясь, он плюнул под ноги доктору Артуру. Я спряталась за свою лошадь и затаила дыхание, опасаясь драки. Однако доктор вежливо извинился, сославшись на свою рассеянность, и протянул обиженному монету. Тот сразу же встал и, улыбаясь во весь рот, побрел со своим товарищем в таверну. Я вздохнула спокойно. Все правильно, сейчас не время для ссор и выяснения отношений.

– Он живет в двух шагах отсюда, на улице Бэк-Козвей, – сказал хирург, подойдя к нам.

Он взял лошадь, запряженную в повозку, за поводья и пошел вперед, указывая дорогу. В этом городке, похоже, до любого дома рукой подать…

Патрика положили на кухонный стол в доме Тома Росса, того самого университетского товарища доктора Артура, ныне практикующего в Курлоссе, чем вызвали переполох в его семействе. Кухарка поспешила поставить на огонь огромную почерневшую чугунную кастрюлю с водой, потом достала из шкафа чистые простыни и положила их на лавку возле стола. Квинлан открыл свой чемоданчик и разложил на столе стальные инструменты. Представив, какие манипуляции ему обычно приходится производить с их помощью, я вздрогнула от отвращения. Том Росс открыл опухшую ногу Патрика и внимательно ее осмотрел. Сара, которой вручили чашку горячего сидра, прижалась ко мне и красными от слез глазами взирала на происходящее.

Росс пощупал ногу, отчего Патрик вскрикнул. Сара сжалась и отвела взгляд.

– Держите ее крепко! – сказал доктор Мэтью, который поддерживал ногу брата.

Доктор обильно смочил гноящуюся рану спиртом и взял скальпель.

– Ваше мнение? – спросил у него Квинлан.

– Нужно очистить рану от гноя, вырезать отмершие ткани, чтобы остановить распространение инфекции. Как он получил эту рану?

– Упал со стены, – ответил Квинлан, но не стал пускаться в более обстоятельные объяснения.

С Россом они дружили еще в бытность студентами, но приверженцем которой из ныне противоборствующих политических сил он является, Квинлан не знал, а потому предпочел промолчать.

– Перелом? – предположил Росс, аккуратно рассекая кожу больного.

На простыню хлынул липкий коричневатый гной, и в комнате запахло разложением. Патрик застонал, я вздрогнула.

– Да, вероятно, – подтвердил Квинлан. – Сосед по камере вправил ему перелом. Забойщик скота, который вообразил себя хирургом! Но я подозреваю, что в ране остались осколки, поэтому она гноится.

Росс со всей предосторожностью погрузил палец в разрез. У меня голова пошла кругом, волосы встали дыбом. Патрик снова издал стон. Он был пугающе бледен, на лбу выступили капельки пота. Квинлан посмотрел на него, очевидно размышляя, что предпринять.

– Нужно открыть рану, чтобы извлечь из нее осколки кости, – объявил он через секунду. – Будем надеяться, что еще не слишком поздно.

Патрик открыл глаза и посмотрел на нас. Растрескавшиеся губы сложились в улыбку, которая тут же превратилась в гримасу, и он издал протяжный, леденящий кровь крик – доктор Росс только что сделал второй разрез.

Квинлан вынул из чемоданчика бутылку.

– Приподнимите ему голову! – приказал он Мэтью и влил больному в рот несколько глотков спиртного.

Мэтью подождал, когда Патрик проглотит, и осторожно опустил его голову на стол.

– Все обойдется, Пат! – сказал он тихо, хотя лицо его омрачилось от острейшего сострадания.

В свое время Мэтью прошел через ужасы ампутации, потеряв левую кисть, а потому лучше всех понимал, каково сейчас его брату. Я испытала нечто похожее на гордость, глядя, как он нашептывает слова утешения вцепившемуся в его куртку Патрику. Мэтью пришлось пережить многое. Несколько лет после ампутации он топил свою боль в чарке, но в одно прекрасное утро решительно покончил со спиртным. Мистер Кармайкл, на которого работал наш отец, взял Мэтью к себе в мастерскую. Когда же он умер и управление ювелирной мастерской перешло в руки нашего отца, Мэтью стал вести книги записей и заниматься счетами, освободив отца от бумажной работы и предоставив ему возможность посвятить себя работе с драгоценными камнями и металлами.

Одно время дело процветало. Мэтью женился на племяннице Кармайкла, и она родила ему двух очаровательных дочерей – Розалинду и Фиону. Молодая семья поселилась в съемной квартирке на улице Адвокейтс-клоз, поближе к моему отцу, который в конце концов женился на своей заботливой квартирной хозяйке.

Однажды зимой, в холодную морозную ночь, мой отец умер от лихорадки. Мэтью пришлось закрыть мастерскую и лавку. Мы опасались, что он вернется к бутылке, но он устоял. По рекомендации графа Маришаля, друга и нанимателя Патрика, и к тому же пламенного якобита, Мэтью поступил на службу к герцогу Гордону. В итоге, сам того не желая, он оказался вовлеченным в хитросплетение якобитских интриг, целью которых было воцарение в Великобритании наследника из дома Стюартов.