Сезон тропических дождей - [2]

Я знал дипломатов, которых могли упрекнуть и в горячности, и в недостаточной выдержке, и в способности отдавать себя во власть настроения, что считалось качествами для дипломата едва ли не отрицательными. И тем не менее такие люди в делах практических были самыми полезными людьми в посольстве — деятельны, инициативны, настойчивы, самозабвенны в работе. Таким мне представляется Антонов при всей своей кажущейся непохожести на того дипломата, которого можно было бы назвать «примерным».

В романе есть мысль, которая мне показалась любопытной и связанной с характером главного героя. Действительно, природа дипломатической профессии такова, что подчас она оборачивается неожиданной стороной. Делаешь вроде бы добро, а оно принимает такой оборот, при котором может принести вред. И надо очень хорошо подумать прежде, чем действовать. Антонов пришел на помощь попавшей в беду женщине. Но его поступок мог отразиться на работе дипкурьеров. Нужно ли из этого случая делать далеко идущие выводы? Здесь нельзя впадать в крайности, элементарные служебные нормы не должны деформировать наши представления о добре, даже если мы обременены высокими дипломатическими обязанностями. Мне кажется, правда лежит здесь.

Если же думать о главном, надо сказать, что писателю удалось воссоздать панорамное видение происходящего в Африке, проникнуть в природу политических и социальных сил, действующих на континенте, показать борение прогрессивного и реакционного. Хочу отметить точность политических характеристик, их публицистическую остроту, разумное обращение к историческим ассоциациям.

Автор романа не только писатель, но и журналист, много и плодотворно работавший на ниве нашей международной журналистики. В романе временами заметно перо именно журналиста. Но это не обедняет роман, а, наоборот, придает ему бо́льшую публицистическую остроту, ту злободневность, страстность, без которой нам нельзя сегодня вести борьбу с мировыми силами зла, грозящими гибелью всему человечеству.

Хочу вернуться снова к главным героям романа, Антонову и Ольге. Герой романа, пытаясь проникнуть в причины конфликта, приведшего к разладу с женой, должен признаться самому себе, что многое здесь объясняется тем, что он по-настоящему не знает и не понимает женщину, которая была рядом с ним долгие годы. И в том, что в итоге немалых раздумий Антонов нашел силы сказать себе это, мне привиделась свойственная автору самобытность мысли, а может быть, и незаданность композиционного решения романа — стоит ли говорить, что такое решение делает произведение близким жизненной ситуации, более убедительным.

В этой связи я хотел бы обратиться к другим героям романа, на которых держится дипломатический хребет в «Сезоне тропических дождей», — Кузовкину и Демушкину. Казалось бы, их характеры так ясны, что можно элементарно предсказать, как они будут развиваться. Например, от Демушкина читатель ничего примечательного не ждет. И если бы Демушкин остался до последних страниц романа таким, каким выглядел на его первых страницах — читатель бы не удивился. Такова, казалось бы, логика образа. На самом деле все обстояло иначе. В момент налета на Дагосу белых наемников, то есть в самый кульминационный момент происходящих в романе событий, советские дипломаты, и прежде всего Демушкин, человек малосимпатичный в обыденной жизни, явили мужество, которого читатель, вероятно, в них не предполагал.

То же самое можно сказать о героях романа — асибийцах. Например, о комиссаре по экономике Яо Сураджу. В заключительной части романа он являет такие качества своего ума и характера, которые в нем трудно было ожидать.

Мне нравится эта тенденция, которая пронизывает структуру романа и которая нашей литературе свойственна далеко не всегда: незаданность.

Роман «Сезон тропических дождей» — одна из немногих художественных работ в нашей литературе о советских дипломатах. А писать о них нужно. Миссия их трудная и высокая, они достойно продолжают лучшие традиции советской дипломатии, возникшей на заре нашего государства.

Савва ДАНГУЛОВ

СЕЗОН ТРОПИЧЕСКИХ ДОЖДЕЙ

А должно быть, в этой самой Африке теперь жарища — страшное дело!

А. П. Чехов.

«Дядя Ваня»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НЕТ ЧУЖОЙ БЕДЫ

1

В аэропорту чиновники, носильщики, уборщики, солдаты охраны хорошо знали Антонова. Он приезжал сюда почти к каждому прилету или отлету московского самолета. Забот у консульского работника всегда полно: встречал, провожал, решал множество неожиданных вопросов: у кого-то неправильно оформлен паспорт, просрочена виза, кто-то забыл запастись таможенным разрешением на вывоз старинной поделки из цветного дерева…

Недоразумения возникали и у стойки Аэрофлота при сдаче багажа. Часто случался перевес, иногда значительный, а денег на доплату, естественно, не оказывалось — все потрачены до последнего гроша. Некоторые полагались на русский «авось», на «как-нибудь», на то, что, мол, сами африканцы не столь уж точны и обязательны. А раз за стойкой африканцы, значит, с ними всегда можно поладить, народ добродушный. И вместе со своими чемоданами, коробками, тюками, потные от натуги, измученные жарой, с красными от напряжения шеями приволакивали к аэродромной стойке свое прямодушие, в котором таилось заискивание: помоги, друг! И друг помогал. Рука стоящего за стойкой чиновника делала ленивое движение: «О’кэй», а дежурный носильщик стаскивал неподъемный чемоданище с весов. Местной обслуге было все равно — самолет аэрофлотовский, пусть у Аэрофлота и болит голова — ему лететь с перегрузкой!