Сезон тропических дождей - [174]

— Зачем нужна речь? Я и так все знаю.

— Конечно, знаешь. Только ты… — Он сжал его локоть. — Только ты, Ермек, пожалуйста, не гони лошадей, слышишь, но гони! А если уж гонишь, то приглядывайся к дороге. Здесь не казахстанская степь. Честно говоря, Ермек, мне будет жаль, если ты себе сломаешь шею на пустяковой кочке.

— Если уж сломаю, то не на пустяковой. Это я вам обещаю!

Он усмехнулся в свои длинные висячие усы, которые за последние месяцы отросли и делали взрослее и строже его скуластое, совсем еще юное лицо.

Ермек так и остался на летном поле, и, когда самолет уже поднимался, Антонов в иллюминатор увидел его юношески тонкую одинокую фигурку в гигантской сетке бетонных плит аэродрома.

Самолет взял курс на север. «Вот и все! — сказал себе Антонов. — Точка!»

Вера! Это была полная неожиданность. Пассажиров в рейсе оказалось мало, и он издали увидел Верину аккуратную темную головку. Вера сидела в центральном салоне, и рядом с ней было свободное место. Она обрадовалась:

— Неужели вы? Как здорово!

Вера возвращалась в Москву совсем, срок командировки ее окончился, была счастлива, оживленна, разговорчива.

— Через несколько часов мы дома! Просто чудо.

Все такая же — искренняя, открытая, каждую минуту готовая к радостному приятию жизни.

Она была в легкой белой кофточке, и с ее шеи на тонкой цепочке свисал крохотный серебряный кулончик, сделанный в виде африканской маски.

— О! — воскликнул Антонов. — У вас роскошное приобретение. Купили все-таки?

— Подарили….

Он сжал ее руку, лежащую на подлокотнике кресла:

— Как же я рад, Верочка, что лечу вместе с вами!

Когда самолет набрал высоту, к ним подошла стюардесса, наклонилась к Антонову, обдавая его лицо запахом хороших духов, зашептала:

— Я вам, Андрей Владимирович, сейчас шампанского из первого класса принесу. Излишечек образовался, — взглянула на Веру, заговорщически подмигнула, — и вам.

Когда Наташа, легкая и стройная, упорхнула, едва касаясь туфлями ковровой дорожки, Вера рассмеялась:

— Вы все-таки настоящий Дон Жуан! И, пожалуйста, не отпирайтесь!

Перед посадкой в Москве он сказал Вере, что охотно подбросит ее до дома, возможно, за ним приедет служебная машина, а если нет, то возьмет такси.

Она покачала головой:

— Спасибо, но меня будут встречать.

— Родные и близкие?

— Родные и близкие.

В Шереметьевском аэропорту он, как дипломат, таможенному контролю не подвергался, а Вере пришлось задержаться. Он ждал ее у стеклянной стенки-ограды при входе в большой зал. За притемненным стеклом белели лица и руки встречающих. Он прошелся вдоль стены: лиц, которых ожидал увидеть, не было. Прошел еще дальше. Вдруг его внимание привлекла чья-то улыбающаяся за стеклом физиономия: черные, круглые, вроде бы изумленные глаза. Так это же Сережа, тот самый парень, которого он пригрел в своем доме в первый день нового года! Какой быстрый, уже в Москве! Машет рукой, Антонов тоже махнул в ответ, но тут же понял, что Сережа смотрит вовсе не на него, а куда-то в сторону. Антонов оглянулся: от пропускных стоек таможни шла Вера.

В зале Сережа бросился к Вере, схватил ее за руки, взъерошенный, счастливый.

— Ну, здравствуй!

Вера смутилась, покраснела, пряча глаза от Антонова, промолвила:

— Знакомьтесь, Андрей Владимирович, это Сережа… мой друг!

— А мы знакомы! Знакомы! — радостно вскрикивал Сережа, схватив руку Антонова.

— Может быть, подвезти вас, Андрей Владимирович? — предложил Сережа. — У меня машина.

И не без гордости добавил:

— Своя машина. «Запорожец», месяц назад купил.

— Нет, спасибо! Меня должна встречать жена, — сказал Антонов, глядя на Веру. — Наверное, она где-то здесь…

Вера простилась с ним, почему-то не решившись подать руки:

— До свидания, Андрей Владимирович!

— Прощайте, Верочка!

Щеки ее полыхали.

Сергей, сноровисто подхватив Верины чемоданы, поволок их к выходу. Вера покорно шла за ним.

Антонов прождал полчаса. Не могло быть, чтобы его не встретили! Он почему-то был убежден, что непременно приедет Ольга, и, конечно, с Аленой.

Он снова нервно походил по залу, и его все больше охватывали тревога, грусть и обида. Может быть, они не получили телеграммы? Наверняка не получили!

Он окликнул носильщика с тележкой:

— К стоянке такси!

За своим чемоданом, который вез на тележке носильщик, он шел как за гробом, в котором покоились его надежды. И вдруг увидел, как стеклянные автоматические двери раскрылись, пропуская Алену и Киру Игнатьевну.

Алена была в веселой клетчатой юбочке, из-под которой торчали длинные, худые подростковые ноги. Увидев отца, бросилась бежать к нему по залу, косички ее с бантиками разлетались в разные стороны. До чего же выросла Алена!

Подпрыгнула, заплела на его шее прохладные руки:

— Здравствуй, папка!

Он прижал дочь к себе, с наслаждением ощущая ее детское тепло, почти забытый запах ее головы, и у него радостно и скорбно перехватило дыхание.

Кира Игнатьевна, маленькая, усохшая, чинно подала ему руку и после короткого колебания запечатлела на щеке сухой поцелуй.

— Папа, а ракушки привез? — верещала. Алена. — У меня ведь коллекция, не забыл?

— Ракушки?.. — В растерянности он почему-то взглянул на свой чемодан.

Когда они вслед за носильщиком шли к стоянке такси, он заставил себя спросить упорно молчавшую тещу: