Сезон любви на Дельфиньем озере - [43]

И дельфин в воде тоже оставляет за собой легкий светящийся след, его-то и собирались фотографировать и снимать на кинопленку во время Эксперимента — для всех нас, группы Ванды, это действительно был Эксперимент с большой буквы. Цель этого Эксперимента представлялась мне, человеку, совершенно далекому от всякой техники, весьма туманной — что-то вроде изучения тонких движений плавников, позволяющих китообразным развивать в воде бешеную скорость. Заведующий лабораторией так и не приехал: директор услал его куда-то в дальнюю командировку, и он обещал нагрянуть попозже.

Мы все со смешанными чувствами ожидали наступления этой замечательной во всех отношениях поры. Ванда заметно нервничала, хотя в присутствии начальства она волновалась бы гораздо больше, и мне очень не хотелось ее подводить. Год подготовки в Москве, месяц на море — и все ради нескольких суток, дай Бог нам хотя бы семьдесят два часа для Эксперимента! Мы очень надеялись, что нам повезет и все пройдет гладко — и для этого у нас были все основания. Ася, когда хотела, работала как хорошо смазанный механизм и не занималась выкрутасами, а по сигналу плыла по прямой. Алекс полностью подготовил свои приборы, а Витюша, несмотря на свою утреннюю меланхолию и надвинутую на уши шапку, привел в порядок всю остальную технику.

Оставался только один вопрос: кто же будет заниматься самой съемкой? Судя по всему, это предстояло делать мне: у Алекса было полно работы на берегу, да и был он специалистом по подводным камерам, а не по подводному плаванию, а запихнуть на долгие часы в воду Витю, даже одетого в водолазный костюм, мне не позволила бы совесть: я никогда не простила бы себе, если впоследствии выяснится, что он не придуривается, а действительно болен!

Я целый день проводила в море или, в самом крайнем случае, у самой кромки воды, на прибрежной гальке; я работала, тренировала Аську, часами в акваланге болталась на одном месте у сетки, ловя ее в объектив маленькой переносной камеры. Витюша и Алекс определили те сваи, на которых они собирались установить стационарные приборы, и теперь занимались оборудованием гнезд для боксов. Каждый раз, проплывая мимо них на своей шаткой «мыльнице», я чувствовала на себе взгляд Алекса; казалось, он обладает какой-то ощутимой материальной силой — как у девчонки в «Сталкере» Тарковского. Я ощущала его всей кожей спины и только с огромным трудом заставляла себя не оборачиваться и не встречаться с ним глазами. Разве это не счастье: целый день на море или в море, и при этом не маешься от безделья, а занимаешься любимым делом с живой резиновой игрушкой, с которой у тебя взаимная симпатия, и к тому же рядом Он, твой Единственный, — ну пусть не на всю жизнь, хотя бы на десять дней…

А вечера… Вечера, вернее, ночи, были еще лучше, чем дни. Погоды стояли великолепные, и ничто не мешало нам наслаждаться не менее великолепным обществом, даже комары, которых в этом году развелось удивительно много, не могли испортить нам настроение.

Каждый раз после наступления темноты мы куда-то спешили: то на день рождения, то на костер. В воздухе носились флюиды влюбленности, и почти все ходили пьяные даже без шампанского, особенно молодое поколение, к которому я не совсем по праву относила и себя с Викой и Никой. Те, кто не был влюблен, нам завидовали, и иногда завистью не белой, а очень даже черной.

Впрочем, может быть, мне это только казалось, хотя один раз из-за своей самоуверенности я попала в дурацкое положение. Дело было на дне рождения Эмилии. Это были очень официальные посиделки, куда были приглашены только постоянные сотрудники биостанции, а я попала туда по блату, лишь благодаря родственным связям, потому что была племянницей Ванды. Впрочем, если многие еще помнили, что я начинала работать с дельфинами почти десять лет назад, то Эмилия начисто постаралась вычеркнуть этот эпизод моей биографии из своей памяти.

Я была недурна собой и свободна, значит, я априори была ее злейшим врагом — потенциальной похитительницей мужа. Эмилия была странной, на мой взгляд, женщиной: при отличной фигуре, симпатичной физиономии (ее слегка портила только упрямая складка у губ, свидетельствовавшая о чересчур властном характере) и интеллекте явно выше среднего она вцепилась в своего Максима мертвой хваткой и шагу не давала ему ступить без присмотра, что нередко ставило его в неловкое положение. Я не могла ее понять, потому что хоть Максим, невысокий крепыш с русыми волосами и бородкой, и считался привлекательным мужчиной, я не видела в нем ничего особенного и до меня не доходило, почему он так бешено должен нравиться женщинам, как считала его жена. По долгу службы ему волей-неволей приходилось общаться со всеми, в том числе и с юными и хорошенькими особами противоположного пола, что иногда создавало ему дополнительные сложности: Эмилия была тут как тут и бдительно следила за тем, как девицы опускали взгляды, опасаясь ненароком состроить ему глазки — месть Эмилии в этом случае была бы ужасной. Я сама не отличаюсь кротким нравом, но язычок Эмилии поистине бил без промаха.

Так вот, мы сидели перед входом в их домик под тентом, который был нам в этот момент совсем не нужен: он защищал нас сейчас разве что от звездного неба.