Сезон костей - [120]

– Никогда отныне не смогу смотреть на него без содрогания, – поведала она публике. – Паранормальное отродье.

В зале одобрительно зашептались. Виктория считалась воплощением добропорядочности, последним оплотом здравой монархии перед грядущей чумой. Эмиссары не сводили восторженных глаз с актрисы; меня же больше занимали часы. Представление длится уже добрых тридцать минут, а с поездом пока ничего не ясно.

Далее следовал гвоздь представления. Спиритический сеанс. Вспыхнули красные фонари. Я едва удержалась от улыбки, когда слово взял надсмотрщик, полностью вжившийся в роль.

– Земной власти мало! – гремел он эдаким воплощением вселенского зла. – Викторианская эпоха? А какой будет эпоха Эдуарда? Как править королю, пока его плоть смертна? – Он начал расшатывать стол. – Явитесь, духи! Явитесь из тьмы. Из врат, запирающих царство мертвых. Проникните в меня и моих подданных. Проникните в кровь Англии.

Одетые в черное актеры, олицетворяющие паранормальную чуму, унесли фонари и рассредоточились по залу, в темноте хватая зрителей так, что те взвизгивали от страха.

От криков, музыки и хохота у меня закружилась голова. Надсмотрщик продолжал свой бесконечный монолог. Рядом со мной вдруг материализовался страж.

– Идем, живо! – шепотом велел он.

Мы шмыгнули в каморку под сценой, сплошь забитую ящиками. Сквозь щели в дощатых стенах сочился красноватый свет, напоминая о фонарях. Плотные бархатные занавески в углу надежно скрывали нас от посторонних взглядов. Здесь, в кромешном мраке, совершенно не хотелось думать о предстоящем испытании.

В каморке царила блаженная тишина. Над самой головой плясали актеры, но толстые доски заглушали звук.

Страж обернулся ко мне:

– Тебя приберегли для финального акта пьесы. – Его глаза яростно сверкнули. – Мне удалось подслушать их разговор с Гомейсой.

– Мы знали, что рано или поздно это произойдет.

– Да.

Я с самого начала подозревала, что Нашира собирается меня убить, но услышать об этом от него было невыносимо. В глубине души теплилась надежда, что казнь отсрочат на пару дней, дадут мне шанс выбраться вместе с остальными, но, увы. От Наширы пощады ждать не приходится. Ясное дело, ей нужно убить меня на публике, перед Сайеном. Живая я слишком опасна.

На фоне желтого свечения глаз стража тени стали гуще. Что-то новое сквозило в его взгляде. Неуловимое и пугающее. От страха у меня подкосились ноги; я опустилась на ящик.

– Мне не выстоять против ее ангелов…

– Остановись, Пейдж. Подумай. Она столько времени дожидалась, когда ты научишься подчинять чужие тела. Не проявись у тебя этот дар, ее надежды пошли бы прахом. Тебя обрядили в желтую тунику, чтобы оградить от посягательств эмитов, отдали в распоряжение самого принца-консорта. Стала бы Нашира так стараться, не обладай ты способностью, которая уникальна в той же степени, в какой опасна?

– Ты научил меня всему этому. Наши бесконечные тренировки на лугу. Бабочка. Олень. Ты вел меня к заведомой смерти.

– Таков был приказ, иначе тебя бы не поселили в «Магдален». Но Нашира тебя не получит. Только через мой труп. Я развивал твой потенциал для тебя, не для нее.

Возразить было нечем. Мы оба замолчали.

Страж оторвал кусок бархата и мягкими движениями принялся стирать мой макияж. Я не возражала. Губы онемели, все тело было ледяным. Если наш план провалится, парить мне бесплотным духом, обреченным навеки служить наследной правительнице.

Закончив с макияжем, рефаит откинул мои волосы со лба. Я снова не шелохнулась.

– Не вздумай. – Он взял меня за плечи, тряхнул. – Не вздумай показать свой страх. Ты сильнее, чем тебе кажется. Сильнее, чем кажется Нашире.

– Мне не страшно.

– А должно быть страшно. Главное – не показывай этого. Ни в коем случае.

– Мне решать, что показывать, а что нет. – Я вырвалась из его рук. – От тебя лишь требовалось отпустить меня там, в цитадели, чтобы мы с Ником смогли вернуться домой. По твоей милости я еще здесь, а не в Лондоне с друзьями.

Страж наклонился и посмотрел на меня в упор:

– Ты здесь только потому, что мне не сладить с Наширой без тебя. По той же самой причине я сделаю все, что в моих силах, чтобы благополучно вернуть тебя в цитадель.

Повисла пауза.

Наконец рефаит прервал затянувшееся молчание:

– Нужно уложить тебе волосы.

Его голос звучал глухо. Мне в ладонь лег изящный костяной гребень; от безделушки так и веяло холодом. У меня задрожали руки.

– Не могу. Может, ты?

Он молча взял гребень. А после трепетно, словно осеннюю паутинку, уложил мне волосы в изящный пучок, так разительно отличающийся от моего обычного конского хвоста. Огрубелые пальцы коснулись моего затылка, прилаживая гребень. Меня охватила сладкая дрожь. Вскоре прическа была готова; рефаит убрал руки.

Его прикосновение было непривычно теплым. В следующий миг меня осенило: он снял перчатки. Я дотронулась до волос и поразилась: такая тонкая работа никак не вязалась с огромными руками стража.

– Поезд отправляется ровно в час, – шепнул он. – Вход – под учебным полигоном. На нашем месте.

Долгожданные слова эхом отдавались у меня в ушах.

– Если Нашира победит, сообщи о поезде остальным. – К горлу вдруг подкатил комок. – Сам отведешь их туда.