Сезам, закройся! - [42]

Вместо ответа пес подошел к Лизе и мягко ткнулся носом в ее спину. Богдан посветил фонариком в указанное место, и от увиденного кошмара у него потемнело в глазах. Вместо лопатки у девушки было сплошное кровавое месиво, из которого торчали обломки костей.

– Срочно в больницу, к хирургам, – сказал Рязанцев.

Пес отрицательно покачал головой.

– Почему? – не понял полковник. – Это ее единственный шанс.

Зверь снова не согласился.

– Мы будем везти ее несколько часов, – пояснил Богдан, облизывая пересохшие губы, – и, скорее всего, не довезем. У нее большая кровопотеря, посмотри, сколько вокруг крови. Если мы ее тронем и рана опять откроется, ей уже никто не поможет.

Зверь кивнул. Его умные глаза были печальными.

– Ты врач? – спросил Владимир Евгеньевич Комиссарова.

Тот отрицательно покачал головой.

– Биолог?

Пес кивнул.

– Ты знаешь, как ее лечить? Я имею в виду, тем, что есть? – махнул рукой полковник в сторону аптечки.

Вместо ответа зверь повернулся к открытому ящичку с красным крестом на крышке и царапнул лапой по ряду ампул, уложенных рядком у задней стенки.

– Понял, – сказал полковник.

Через несколько минут острая игла вонзилась в плечо Мининой. Овчинников и Рязанцев принялись промывать и перебинтовывать раны девушки. Немного подождав, полковник сделал четыре укола подряд, через пятнадцать минут – еще один. У Лизы был озноб, ее била лихорадка. Богдан снял пиджак, все еще влажный, и укрыл им девушку.

– Теперь сделаем перерыв, а через полчаса повторим серию уколов, – сказал полковник, – лучше бы, конечно, капельницу, но, надеюсь, то, что мы делаем, поможет ей продержаться до утра, когда мы определимся на местности и вызовем санитарный вертолет.

Богдан протянул руку и коснулся пальцами лба девушки.

– Температура держится, – сказал он шепотом.

– Я вот думаю: как получилось, что твоя подруга оказалась здесь, что происходит в НИИ и где моя Ева? – сказал полковник. – Так что ты оставайся здесь, а я пойду дальше в институт. Один.

Пес встал. Головой он почти касался земляного потолка.

– Нет, ты оставайся, – сказал Владимир Евгеньевич зверю, – Богдан будет делать уколы и перевязки, а ты инструктируй его.

Вместо ответа Комиссаров встал и вышел из норы.

– Я понимаю, что он хочет сказать, – пояснил Овчинников, – он проведет тебя до института и вернется. Ты никогда один не найдешь ночью в лесу здание НИИ. К тому же это опасно – тебя могут съесть другие чудовища. Мало ли кто тут еще рыщет?

Снаружи донесся короткий призывный лай.

Сцепив зубы, Лариса продолжала вытаскивать кирпич за кирпичом. Ее желудок сводило от голода – обедала девушка уже очень давно. Силы таяли на глазах.

– Ну давай же! – приговаривала Лариса, расчищая трубу. – Устроим тут небольшой потоп!

Она провела длинными пальцами по стальной влажной поверхности от края до края. Ей показалось, что на левом ответвлении трубы есть какое-то утолщение. Не веря своей удаче, Ильина тщательно исследовала металл в том месте, где труба уходила в стену.

– Неужели я добралась до стыка? – спросила она саму себя, боясь радоваться раньше времени.

Один из мозгоедов вцепился челюстями в жатую бумажку, залитую пепси с запахом табака и ментола, и потянул ее наружу, пытаясь освободить ушной проход. Лариса стряхнула наглеца на пол. В отместку он успел укусить ее за палец.

– Куда лезешь, паразит, – строго сказала она насекомому, – ты был создан, чтобы делать людей здоровыми и счастливыми, а ты что творишь?

Муравей недовольно зашевелил длинными усиками. Для него на всем свете не существовало ничего более вкусного и желанного, чем мозг Ларисы Ильиной, творца его народа, создавшей агрессивное и плотоядное племя путем модификации генома обычного рыжего муравья.

Лариса тем временем вынула еще два кирпича из стены и провела подушечкой пальца по тому месту, где труба уходила в стену.

Там совершенно четко чувствовалось утолщение.

– Стык! Это стык, – воскликнула Лариса и ударила в место соединения труб кирпичом.

Сперва ей показалось, что ничего не произошло. Ильина протянула руку, потрогала выпуклую стальную поверхность и ощутила влагу.

– Ура, получилось! – пробормотала Лариса, колотя по трубе снова и снова. Вмятина все увеличивалась. Раздалось негромкое журчание. Струя воды потекла по кирпичам на пол. Ильина отступила на шаг и скрестила руки на груди, как капитан Немо. Ее смерть была близка.

Ева ничего не могла поделать. Совершенно ничего! Она чувствовала, как насекомое шевелится в глубине ее головы, но не могла ни извлечь, ни остановить его. В сознании девушки роились мысли о родных и близких, которых она давно не видела.

«Я не уделяла им достаточно внимания, – горестно подумала Ева. – Я давно не была у мамы в Архангельске. Еще дольше не звонила родственникам папы в Ливан. Не навещала свою двоюродную племянницу и даже на день рождения только позвонила ей. А ведь я могу стать моральным уродом и никогда больше не почувствовать любви к этой маленькой девочке, забыть о родителях и потерять то, что делает меня человеком, а не биологическим роботом».

Ева встала, шатаясь от слабости, вызванной потерей крови.

– Господи, помоги мне, – заплакала она, – я не боюсь смерти, но не хочу потерять душу!