Сезам, откройся! - [2]

- Тренированный, молчаливый. Музыкант...

При этом Гарай перевел взгляд с моего лица на руки. А я испугался: руки у меня ничего не знают, кроме органных клавишей.

- Бывал в двух пещерах, - продолжал Ветров.

Гарай все еще смотрел на мои руки. "Не возьмет, уверился я. - А музыка Земли?.."

Но тут я сам решил постоять за себя:

- Ничего, Генрих Артемьевич, что руки такие, сказал я. - Испытайте их в деле.

- Испытаю, - пообещал Гарай и этим дал согласие взять меня с собой в пару.

Что, собственно, мне надо в кавказском походе"-* Убить отпуск? Сделать экскурсию? "Много ездите, Гальский, - упрекнул меня дирижер оркестра. - Не растеряйте талант". А я не могу усидеть на месте. Меня интересуют Урал и Байкал, на БАМе я был с концертом. Люди меня интересуют. Тайны. Гарай. Может быть, это от молодости?

Может, от молодости не спится?..

Поднимаюсь, выхожу из палатки. Луны еще нет, она взойдет перед утром. Долина внизу темна, как омут.

И еще она похожа на чашу, окаймленную выщербленным контуром гор. С уступа, на котором расположен бивак, реки не видно. Ее немного слышно, совсем чутьчуть: тягучий спокойный шум. Взлаял шакал. Подхватил другой - то ли плач, то ли смех, неожиданно музыкальный. Звезды зеленые, синие. Близкие. Можно достать любую. Можно переставить местами. Но лучше глядеть на них. Наверно, это мне и нужно в походе.

И еще музыка. Я готов видеть ее в мерцании неба.

За хребтами на юге идет гроза. Но грома не слышно. Зарницы пробегают по горизонту, чуть приглушая звезды. Это похоже на переливчатое стаккато. Неново, конечно, связывать свет и музыку. Музыки и так много. Ухнула выпь. Отозвались шакалы. И, сменяя тональность, как звучание струн под ударами молоточков, мерцают звезды.

Утро началось суетой. Проверяется снаряжение, на костре готовится завтрак. В палатках и возле них:

- Надя, резервные батарейки!..

- Немного в подъеме жмет, но, думаю, обойдется...

На земле, на кроватях шерстяные свитеры, шлемы.

- Завтракать!

Душистое, обжигающе горячее какао.

- Наполнить термосы!

Молодое небо безоблачно. Солнце еще не вышло из-за горы, но уже тронуло скалы. В долине линяет серозеленый сумрак.

Короткое слово Ветрова, и группы - первая, вторая, третья - втягиваются в прохладный зев. Мы с Гараем в последней группе. Прощай, начавшийся день!

Идем во весь рост. Светят передние два фонарика - Павла Никаноровича и Санкина. "Экономьте энергию..." - неписаный закон спелеологов. Впереди в пляшущем подвижном свете семь медлительных силуэтов. Себя я не вижу. Я замыкающий. Но если взглянуть назад, на стенах пещеры, на потолке бурная пляска теней.

Не проходим двухсот шагов - поворот и пещерный зал. Санкин поднимает фонарь - луч теряется в темноте. Отряд жмется влево, к стене, справа пустота, и луч ничего не нащупывает.

- За мной, за мной! - слышится голос Ветрова.

На мгновение появляется над головой желтое пятно - потолок - и тут же исчезает, будто неведомая рука оттягивает его ввысь. Опять отряд жмется к стене.

Шаркают подошвы по камню, никто не разговаривает- нет желания разговаривать.

Через минуту впереди возникает стена, перечеркну тая черным зигзагом, проход. Гуськом втягиваемся в проход, и тут же первое ответвление вправо.

- Незваный, - освещает фонариком Ветров, - ваш туннель.

Незваный, за ним Игорь Пичета и Шура Гвоздев отворачивают вправо.

- Счастливо! - слышится несколько голосов.

И я говорю:

- Счастливо!

Группа исчезает за поворотом, остальные идут вперед.

Через полчаса и так же вправо уходят Ветров, Санкин и Надя Громова. Опять мы с Гараем напутствуем их: "Счастливо!" - и остаемся одни.

- Так... - говорит Генрих Артемьевич и включает фонарь.

Мне кажется, его "так..." звучит с облегчением.

Он прибавляет шаг. В самом деле, его стесняло плестись в хвосте. А может быть, и оттого, что пещера пошла под уклон. И не только вниз - начался каскадный участок.

Первый уступ небольшой, можно лечь на живот и опустить ноги. Можно попросту спрыгнуть. Но так не делается: какой еще там, внизу, грунт? Рискуешь остаться без ног. А то и без головы. Ложусь на живот, ногами нащупываю опору. Генрих Артемьевич, видимо, одобряет маневр. Сопя, ложится на живот, опускается рядом со мной.

Так мы преодолеваем третий, пятый уступы. Иногда подаем руки друг другу: веревками не пользуемся.

Под ногами появляется вода, сочится из-под камня.

- Осторожнее! - предупреждает Гарай.

- Генрих Артемьевич, - говорю я, - образцы начнем брать?

Гарай молчит. А я конфужусь: образцы можно взять на обратном пути. Да и в конце концов он старший. Или мне хочется поговорить? Так спелеологи - народ неразговорчивый...

Старательным молчанием пытаюсь загладить свой промах. В самом деле Гарай добреет. Придерживает меня на скользких участках, не отпускает руки, пока не убедится, что стою крепко.

Проходит, наверно, час. Спустились мы глубоко, но ход по-прежнему идет вниз.

- Сядем, - неожиданно говорит Гарай.

Садимся, гасим фонарь. Темнота мгновенно ложится на плечи грузом.

Когда выравнивается дыхание, расслабляются мышцы, Гарай спрашивает:

- Слышите что-нибудь?

Шум в ушах. Даже звон, об этом я и говорю спутнику.