Сейф командира «Флинка» - [58]

— Что вы, Николай Николаевич! А стрясется что — кто нас огнем прикроет? Нет, нет, вы здесь необходимы. Поднимите-ка лучше подвахту своих пушкарей да пулеметчиков — пусть у них заранее глаза к темноте привыкнут.

Командир сам отобрал моряков в группу десанта и сам повел ее. Куракин даже не заикнулся о себе, заведомо зная — бесполезно.

Ночь выпала новолунная, темная, узенькая скобочка месяца еле просматривалась сквозь облака.

Едва первая «надувашка» освободилась от людей, в темноте захрустели галькой чьи-то шаги. Моряки распластались меж камней. Неторопливо прошел патруль. Гитлеровцы чувствовали себя здесь в полнейшей безопасности, а потому патрулировали беспечно.

Высадились парни и из второй лодки. Оставив охрану, Рындин повел группу к маяку. Примерное направление он прикинул по карте, а приблизившись, увидел на фоне неба над кронами сосен вершину башни. Подойдя к маяку, моряки залегли на краю неогороженного двора. Рындин знал: ночью армейские разведчики наблюдают местность снизу. И тут, вглядевшись, различил на более светлом фоне неба слева от маяка силуэт большого сарая, а справа — маленькой хибарки. Вероятнее всего, Баугис обитал в ней. Моряки ящерицами стали подбираться к ней, но едва ступили на лужайку, их встретил беспокойный собачий лай. Одновременно скрипнула дверь, и на крыльцо вышел гитлеровец. Лай он принял на свой счет и зло хрипнул:

— Ферфлюхтен хунд!

Обиженно ворча, пес вернулся в будку и затих. Лязгнула задвижка двери.

Моряки благополучно добрались до хибарки.

Внутри ее их ждал сюрприз. Огонек коптилки хилой, трепетной желтизной чуть освещал убогую постель и возле нее — жилистого немолодого ефрейтора в старомодных очках. Появление советских моряков не столько испугало, сколько удивило немца.

— Руих! Хенде хох! — негромко приказал ему Рындин.

Немец и не порывался шуметь. Подняв руки, он тихо залопотал, кивая на лежащего Баугиса:

— Фатер Ян плехо, зер плехо. Эр ист кранк.

— А вы почему тут? Вас махен зи хир? — спросил Рындин.

— О, я есть камрад. Я есть кранкенвяртерин...

— Гут. А сами кто? Наме, форнаме, труппентайль?

— Их бин Эрих Кнопп, гефрайтер фузилер-регемент...

— Генук. Зетцен зи руих! — велел ему Рындин и склонился к больному. Тронул его, сказал, глядя в открывшиеся глаза: — Здравствуйте, товарищ Ян Баугис, мы пришли...

Мутный страдальческий взгляд старика просветлел. Он медленно повел взором по «крабу» на фуражке, пуговицам, нарукавным нашивкам офицера (погоны Рындин специально не надел, хотя они у рындинцев уже были, — чтобы не смутить старика) и кивнул:

— Пришли, сначит... Слово мне скажешь, сынок?

Рындин склонился еще ниже, шепнул:

— Память Михаса.

Старый Ян откровенно радостно улыбнулся:

— Прафильно. Тошла, стало пыть, моя тепеша! Теперь... Ох, тушно мне...

— Выйдите все, — приказал Рындин.

— Та Эриха не обитте, он хороший человек, — позаботился Ян. С трудом старик тихо договорил офицеру: — ...вот так он погип, вечная ему память. А токументы еко я береку, спрятал от бошей. Восьми их, они пот сопачей буткой...

«Легко сказать! Поди возьми у этого волкодава!..» — растерянно подумал Рындин.

Баугис понял замешательство офицера и подсказал:

— Эриху поручи, еко сопака люпит. Я уже не моку... Ити, бери, фам нато спешить. Прощай, сынок! Та бейте этих проклятых наци!

— Уже лупим. Крепко лупим! А прощаться, папа Ян, не будем. Сейчас заберем вас, а дома вы́ходим, поправим. Еще Победу вместе отпразднуем!

— Это уже не выходишь, это — конец. Оставьте меня тут, на моей земле, я так хочу. Спасипо вам, што пришли, теперь мне спокойно. Ступайте, сыны, спешите. Дай опниму тепя...

Артиллерист вышагивал по палубе, как тигр по клетке. Что там делается на берегу? То ли кого-то высаживают, то ли наоборот — принимают, то ли подменивают... А может, что-то совсем другое?.. Да, как все удачно началось и как трудно и безуспешно сложилось в походе. Ну, да ничего, что-нибудь еще предпримем, возможности есть!

«Ишь ты, новичок, а переживает, как за родных!» — наблюдая за Федотовым, с симпатией подумал о нем старпом Куракин, сам с тревогой ожидая возвращения десантников.

На черной воде мигнул синий глазок фонарика. Куракин вздохнул облегченно: идут!

— Боцман. Принять людей и шлюпки.

Едва ступив на палубу, Рындин приказал помощнику:

— Самый полный! Держи, как по ниточке, контркурсом. Я сейчас...

Спустился к себе в каюту, умылся, присел к столу, вглядываясь в путевую карту. Перевел взгляд на портрет жены, представляя себе обратный путь. Спохватился, взял со стола пакет с документами Михеева, положил в сейф. Запирая его, оглянулся, почувствовав чей-то взгляд. В двери стоял Федотов.

— Извините, у вас открыто, — сказал он и вытянулся. — Разрешите изложить, товарищ командир?

— Да, пожалуйста. Заходите. Слушаю.

— Я наши «артпогреба» еще раз проверил. Грустная картина. Пулеметных лент и зенитных обойм еще так-сяк, а вот для наших «главных калибров» патронов вовсе не густо. Я решил напомнить, чтобы в случае чего вы это заранее...

— Спасибо. Знаю, Николай Николаевич, знаю. А где их взять-то? Пушки-то трофейные... Чем еще порадуете?

— Больше ничем. И этого хватит. Разрешите идти?