Сеятели тьмы - [28]

— Я не имею в виду положение, в которое мы попали, но есть ли вообще где-нибудь на белом свете настоящая свобода? — неожиданно спросила Эмма.

— Настоящую свободу и не следует искать где-то, — уклончиво ответил Кохияма.

— Это верно, пожалуй, — согласилась Эмма. — Для меня этот лаз в заборе когда-то был символом свободы. Я даже сумела стать манекенщицей. А что получилось? Меня снова заперли.

— Вы слишком впечатлительны, это же не совсем так.

— Почему?

— Когда вы поправитесь и будет снят карантин, для вас наступит полная свобода. Тогда вам незачем будет и этот лаз.

— Это совсем другое. Это произойдёт только потому, что мой отец умер.

— Ну и что же? Вы столько терпели, столько ждали, что заслужили эту свободу.

— Можно ли быть таким безжалостным? Вы ужасный человек!

Так говорила когда-то и прежняя возлюбленная, упрекая Кохияму в том, что он не желает на ней жениться.

Называя Кохияму сейчас безжалостным и ужасным, Эмма, конечно, преувеличивала. Она хорошо знала, что такое по-настоящему безжалостные люди на примере своего отца. Пожалуй, она, скорее, хотела вызвать Кохияму на какой-то решительный шаг. Он крепче сжал её в объятиях и прильнул губами к её горячим, пересохшим губам. Она высвободила из-под одеяла руки и, нежно гладя его небритые щёки, ответила на поцелуй.

2

Часы дежурства у постели Эммы пролетели для Кохиямы совершенно незаметно. Это был блаженный отдых, какого он давно уже не знал. Если не рассматривать любовь как поединок между мужчиной и женщиной, то она, наверное, и должна приводить человека в такое состояние.

Когда Сатико сменила Кохияму, он вернулся в гостиную и, вооружившись карандашом, начал читать медицинский журнал, принесённый Катасэ.

Бактериолог Х.В. в своей статье писал:

«В битве человечества с болезнетворными бактериями начиная с 30-х годов нашего столетия наступил крутой перелом. Люди получили в свои руки такое мощное оружие, как сульфамидные препараты. Затем в 40-х годах были открыты антибиотики, перед которыми стали быстро отступать такие грозные болезни, как туберкулёз, тиф, дизентерия, холера. Постепенно люди начали забывать о них».

Несмотря на то, что это был специальный медицинский журнал, изложение было простое и ясное. Кохияме статья показалась интересной даже в литературном отношении.

Говоря о появлении среди патогенных микробов бактерий, устойчивых к лекарственным препаратам, автор писал:

«Считают, что несколько десятков процентов всех дизентерийных палочек, распространённых сейчас в Японии, обладают такой устойчивостью. Когда на бактерии, устойчивые к сульфамидным препаратам, стали воздействовать стрептомицином, оказалось, что они приобретают устойчивость и к стрептомицину; стали применять хлорамфеникол, и бактерии начали приобретать устойчивость и к этому препарату. Таким образом, среди болезнетворных микробов появились бактерии, устойчивые и к сульфамидным препаратам, и к стрептомицину, и к хлорамфениколу. Болезнетворные микробы, которые, казалось, резко пошли на убыль, обнаружили поразительную сопротивляемость «чудодейственным лекарственным средствам», и эти средства в значительной степени утратили свою эффективность».

Очевидно, в металлической чашке, в которую Тэрада погрузил тогда платиновый стержень, была культура именно таких бактерий. Конечно, это не были дизентерийные бациллы, но, во всяком случае, это были микробы, устойчивые к сульфамидным препаратам, стрептомицину и тетрациклину.

«Таким образом, — продолжал автор статей, — образовался заколдованный круг. Лекарственные средства, которые считались чудодейственными, перестали быть надёжным оружием в борьбе против патогенных микробов. Изучение устойчивых бактерий превратилось в важнейшую задачу медицинской науки».

И далее:

«С середины 50-х годов быстро шагнуло вперёд учение о наследственности у бактерий. После того как была выяснена детальная структура генов у бактерий, стало известно, что носителем устойчивости к медикаментам является один из генов, из которых состоят хромосомы бактерий. В отличие от микроорганизмов, которые «дрессируются» в лаборатории, всех остальных их собратья микробиологи называют «дикими». Среди так называемых «диких» микробов устойчивые встречаются в количестве от одного на сто тысяч до одного на миллион. Если «дикие» микробы культивировать в соответствующей лекарственной среде, то остаются только устойчивые, остальные погибают. Зато выжившие быстро и бурно размножаются. В результате так называемой мутации и отбора устойчивые бактерии занимают место неустойчивых».

До этого места Кохияма ещё кое-что понимал, но дальше стало труднее, и ему, окончившему не медицинский институт, а английское отделение литературного факультета, сугубо специальные места оказались не по зубам. Он пропустил несколько абзацев и затем снова стал читать.

«То, что фактор устойчивости к лекарственным средствам представляет собой такого рода эписому, было открыто японскими учёными, они же назвали его фактором R (Resistance). Итак, если культивировать устойчивые дизентерийные бациллы вместе с неустойчивыми, то можно подучить только устойчивые дизентерийные бациллы».