Сеятель бурь - [17]

– Ну-ка, что здесь? – Одним движением, каким обычно в банке извлекаются из конвертов вложенные чеки, он выхватил сложенные вдоль листки тончайшей рисовой бумаги, усеянные строчками каких-то символов. – Проклятие! Да это шифр! Интересно, что за шифровки передают Бонапартию из Парижа? Что тут у них на печати? – Банкир уставился на оплывший восковой кругляш. – Увы, мне это ни о чем не говорит.

– Можно ли мне поглядеть?

Маэстро Палиоли пожал плечами и протянул мне конверт.

– Это отпечаток перстня.

– А вы что же, ожидали увидеть большую печать базилевса?

– О нет, – я покачал головой, пропуская колкость мимо ушей, – как мне кажется, на печати изображена пчела.

– Вы что-нибудь об этом знаете?

– Немного. – Я пожал плечами. – Пчелы были на гербе, который Наполеон предполагал учредить для Франции, а еще они являлись эмблемой древней франко-германской династии Меровингов, а кроме того, пчела – символ общего дела и готовности погибнуть ради его успеха.

– Недурно. – Пожалуй, за сегодняшний вечер это было первое доброе слово со стороны нашего «старого друга». – Как вы полагаете, кому принадлежит сей таинственный знак?

Я развел руками:

– Возможно, кому-то, ведущему свой род от потомков Дагоберта III, а может, и организации заговорщиков, работающих на Бонапартия.

– Все это лишь домыслы, – недовольно поморщился резидент. – Ладно, может, расшифровка даст больше. Это я заберу с собой, завтра вы получите спасенное послание в прежнем виде. А теперь давайте вернемся к тому, что вам предстоит сделать.

Резидент пожевал губами невидимую соломинку, возможно, для коктейля, обдумывая, достойны ли мы быть посвященными в сокровенные тайны европейской политики.

– О том, как бедный корсиканский лейтенант стал российским графом и генерал-адъютантом императора Павла I, вас, полагаю, уже информировали.

Мы с Лисом молча кивнули.

– Конечно же, несмотря на такой оборот судьбы, мы не стали оставлять без внимания фигуру несостоявшегося императора французов. Благо его семья по-прежнему оставалась на родине, а Наполеон выказал себя любящим сыном и братом. При помощи нашего банка мы предоставили императорскому фавориту максимально выгодные условия для перевода денег и пересылки корреспонденции из России во Францию.

– А шо, почту здесь еще не изобрели? – вставил свои шесть пенсов Лис.

– Корреспонденция столь высокопоставленных особ немедля попадает в черный кабинет российской почтмейстерской конторы, – не моргнув глазом отозвался Палиоли. – А письма графа Бонапартия, как вы сами увидите, хоть и не зашифрованы, но изобилуют рядом иносказаний и аллегорий, вероятно, понятных лишь посвященным.

– Например? – не удержался я от вопроса.

– Так, он радуется очередным успехам Севера и обещает Апису, что в случае его преданности солнце над его головой не закатится никогда.

– Возможно, это какие-то масонские символы, – предположил я, вспоминая обстоятельные беседы лейб-медика императора Петра III Пугачева, по старинке пользовавшегося титулом графа Калиостро, и молодого артиллерийского офицера с неистребимым корсиканским акцентом. – Насколько мне известно, Наполеон с его математическим складом ума в юные годы был падок на геометрические системы мироустройства.

– Может, и так, – согласился маэстро Умберто, не особо, впрочем, уверенным тоном, – однако, по имеющимся у нас сведениям, ныне граф Бонапартий не состоит, во всяком случае, активно не участвует в деятельности какой-либо из масонских лож России. Но, полагаю, это также следует дополнительно проверить.

– Несомненно, – подтвердил я. – Но, вероятно, не для этого вы просили институтское руководство прислать сотрудников оперативного отдела.

– Конечно. – Губы многоопытного финансиста сложились в усмешку довольно неприятного вида. Примерно с такой обычно произносится коронная фраза при отъеме денег: «Ничего личного, только бизнес». – Семь месяцев назад граф Бонапартий, как я уже говорил, ежемесячно поддерживавший семью немалыми суммами, вдруг начал переводить во Францию деньги просто огромные.

– Можно ли конкретнее? – попросил я.

– За это время он перевел чуть больше миллиона рублей золотом.

– Сколько?! – переспросил я, сомневаясь – то ли в собственном слухе, то ли в акустике кабинета.

– Если быть точным, – отчеканил банкир, – один миллион семьдесят восемь тысяч триста пятьдесят рублей.

– Может, типа, семейные навороты? – неуверенно предположил Лис. – Ну, там, братья в карты проигрались или на скачках…

– Отнюдь, – ухмыльнулся господин Палиоли. – Как вы понимаете, семейство Бонапарте также является клиентами нашего банка, и я имею возможность отслеживать состояние финансовых дел его братьев, сестер и, что скрывать, весьма прижимистой матери.

– И что же?

– Все они занимают неплохое место в обществе, имеют постоянный доход, и с тех пор, как любимая сестра Наполеона, Полина, в очередной раз оставшись богатой вдовой, весьма удачно вышла замуж, никто из них, по сути, не нуждается в русских стипендиях.

– Лишние деньги лишними не бывают, – философски заметил Сергей, знавший толк в финансовых вопросах.

– Несомненно, – чувствуя родственную душу, улыбнулся банкир. – Но эти деньги, судя по нашим сведениям, берутся из секретного фонда русской тайной канцелярии. Как можно догадаться, они не идут ни на имения, ни на экипажи, ни на драгоценности, ни даже на платья красавиц Бонапарте, а эти дамы, поверьте, завзятые модницы. Золото снимают крупными суммами, после чего оно исчезает в неизвестном направлении.