Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр - [37]

За любую одежду, которую мы брали в «Сексе», нам обязательным образом приходилось платить. Если даже и не всю сумму, то что-то к тому очень близкое. И бесполезно было взывать к Малкольму: «Что за бред, мы же продвигаем ваши вещи, вы используете наше имя». Ответ всегда следовал один: «О, но я постараюсь сделать вам небольшую скидку». Позднее некоторые северные группы, называвшие себя панками, плакались, что типа нам было легко, поскольку нас одевала Вивьен. Нет, детки! И так как я сам платил за это, я всегда говорил ей, чего хочу и чего не хочу, независимо от ее представлений о хорошем вкусе. Она – тот дизайнер, которому надо время от времени говорить пару вразумляющих слов, иначе, блин, затрахаешься потом, как мы все.

20 или 30 фунтов за пиджак по тем временам – большие деньги, огромные; но все, что там продавалось, было одноразовым. Там могла быть выставлена целая линия вроде как одинаковой одежды, однако каждый принт отличался друг от друга, каждая вещь была по-своему уникальной – только никогда не пытайтесь ее постирать, иначе все чернила потекут и швы разойдутся.

То, что тогда делала Вив, не было рассчитано на долговечность. Пуговицы просто отскакивали – они летели через всю комнату, как будто у них была на тебя аллергия. Ворот ее футболки после первой же стирки оказывался между твоих грудей из-за того, как он был вырезан, и красивая обтягивающая майка становилась похожей на мужской бюстгальтер.

Я начал носить английские булавки еще до «Пистолзов», но тогда они мне реально пригодились. На самом деле, на старых фотографиях видно, что на всем том, что я тогда носил, всегда присутствовал набор английских булавок, свисающих с воротника, – на тот случай, если швы разойдутся. Подручный ремонтный комплект, который шел в ход, когда продукция Вив разваливалась.

Мы никогда и ни с кем не обсуждали наши действия, не вырабатывали какой-то общей концепции – ни с группой, ни с Малкольмом. Нас просто вталкивали в зал, и ба-а-бах! Что бы там ни утверждал впоследствии Малкольм, лишь мы вчетвером устраивали весь этот разнос. Ни одна из его сделанных задним числом глубокомысленных сентенций не принесла ему пользы, потому что не он диктовал нам темп, тон или содержание – и это его раздражало.

Мне нравились Captain Beefheart и Can, но это не означало, что я хотел, чтобы наша группа звучала именно так. Нисколько. И в то же самое время я именно тот парень, который сказал бы вам, что первый альбом 10cc[108] – одна из величайших вещей, которые я когда-либо слышал, – такая заумь! Мне казалось, что минимализм приводит к совершенству. Но, подумать, у меня все это было, все это. И я не испытывал каких-то особых ожиданий, кроме как от того, в чем был хорош Стив – его звук, его точка зрения, то, что составляет его вселенную, – и все это давало мне огромное количество материала для работы. Великолепный калейдоскоп возможностей. Вещи, о которых я раньше даже и не думал; вещи, которые никогда не слышал в своей коллекции пластинок или вообще где-либо еще. Вот как я совершенствовался, реально, благодаря Стиву и его якобы недостаткам, которые вовсе не были таковыми.

Они все тогда сильно ругали Стива за отсутствие музыкальности, а я ему говорил: «Да забей ты на них, нет такой хрени, как фальшивая нота. У тебя есть яйца, чтобы стоять там и играть эту штуку, и это довольно неплохо – все остальное со временем сложится!» Мне кажется, Малкольм и правда толкал его в неправильном направлении, и это реально затрахало ему все мозги. Стиву нужна была поддержка, а не пафосное недовольство. Во многих отношениях он слегка похож на меня, может очень быстро отвлечься, а потом потерять все ориентиры. Я узнаю в нем эти черты, они у нас общие.

Он казался мне кем-то вроде мелкого хулигана, воришки-сумочника. У него было реально дерзкое чувство игры. Абсолютно ненадежный персонаж, настоящий диккенсовский уличный мальчишка, как тот Джек в «Оливере!», – ну, типа: «Неплохо бы тебе обчистить пару карманов!»[109]

Но, по крайней мере, он был тем, кто он есть. Это было реально. Малкольм все время говорил ему: «Ух, посмотри на свои волосы, они похожи на перманентную завивку!» Правда, и я тоже, поскольку так оно и было. Действительно! С этой кудрявой прической он был похож на старуху. Кудрявый маллет – это преступление. Против самой природы! Ну, понимаете, типа: «Мы не хотим, чтобы у нас в группе был Роберт Плант, спасибо!»

У Стива было отвратительное воспитание, но мы все были испорченным товаром, этакими грязными котятками. К тому времени у нас у всех числились приводы в полицию не за одно, так за другое.

На первый взгляд Стив был немного таким прикольным умником – однако на самом деле не слишком прикольным и не слишком умным. Ему хотелось создать впечатление, будто он нащупал что-то эдакое. Однако он вечно пытался уйти от вопросов – очень уклончивый, ухмыляющийся, к нему было трудно подобраться. Да, у нас случались моменты, когда мы были очень близки и здорово веселились, я и Стив, но он сразу же возвращался к этому своему отчуждению.

Он мог быть веселым, но ему не нравился другой комик в комнате. И, гм, если там есть я, это ж случится, лады? Да и потом, когда рядом такие люди, как Сид… Ну, это для него уже слишком. Если бы он только потрудился открыться, мы могли бы блестяще помочь друг другу, но мы были молоды, и подобное оказалось совсем не в его духе. Как ни странно, мы все считали Стива старшим в группе. Он был на год старше Пола, они даже учились в разных классах. Таким образом, Стив обладал неким взрослым влиянием, но, гм, на самом деле это было вовсе не то влияние, которого бы вы хотели.