Сэвилл - [25]

Он стал еще краснее, закричал громче, и его личико спряталось в складках и морщинах. Отец взял его, чтобы мать сняла пальто. Потом она села у огня, взяла маленького воркуя, начала расстегивать платье.

— Вот что, — сказал отец. — Сбегай-ка в лавку купи сигарет.

— Да пусть остается, — сказала мать.

— Беги-беги, — сказал отец. — Курить хочется, мочи нет, а ни одной не осталось. Купи себе шоколадку.

Колин вышел, сжимая в кулаке полкроны. Монета еще хранила теплоту отцовского кармана.

Приближалось время обеда, и на улице никого не было. Со стороны шахты доносилось попыхивание подъемника и голос бродячего торговца, выкликающего с тележки свой товар.

Его башмаки поскрипывали в тишине, и в окне лавки на углу он увидел себя — темный костюмчик с короткими штанишками, чулки, закатанные под коленками, аккуратно приглаженные волосы.

— Ну, и как тебе с малышом в доме? — спросил лавочник. Высунув кончик языка, он резал сыр тонкой проволокой. — Вот будешь его учить. Как стоять на ногах, как волосы причесывать.

— Угу, — сказал он, беря сигареты.

— Не надо, я угощаю, — сказал лавочник, когда он протянул деньги за шоколадку. — Такое не каждый день случается.

Он шел назад медленно и откусывал от шоколадки по маленькому кусочку, а потом сунул ее в карман — оставалось еще больше половины. Он подумал, что не надо возвращаться слишком скоро, и постоял у края тротуара, водя носком ботинка по пыли.

Со стороны школы донесся звонок, а потом послышались громкие голоса ребят, которые на большой перемене ходили обедать домой.

Он подождал, пока они всей гурьбой с воплями перебегали улицу на углу, а потом пошел к своему крыльцу.

Из двери выходила миссис Шоу.

— Ну, можешь гордиться, — сказала она. — Такого крепыша поискать.

— Угу, — сказал он.

Отец на кухне наливал чай в чашки.

— Теперь-то он видит, что не зря терпел столько времени, — сказала миссис Шоу из дверей.

— Само собой. — Отец кивнул.

Она взъерошила ему волосы и сказала:

— А скучно без него будет. Словно со своим расстаемся.

— Да, — сказал отец. — Большое вам спасибо.

— И огород вскопал, и всю мою медь начистил.

Отец кивнул и засмеялся.

— Пожалуй, ему и в нашем огороде дело найдется. За эти недели там все заросло.

— Ничего, — сказала миссис Шоу. — Теперь вы, благодарение богу, опять вместе, вся семья.

— Да, — сказал отец. — Нам есть за что его возблагодарить.

Когда миссис Шоу ушла, отец поставил одну чашку на тарелку с сухариками и пошел к лестнице.

— Я только отнесу, — сказал он. — А потом посмотрим, что у нас на обед.

— А мама не спустится?

— Спустится, — сказал отец. — Когда кончит.

Он сидел на кухне, смотрел на заросший огород, на бомбоубежище. Наверху он слышал шаги отца, его голос и голос матери.

На шахте зазвенел звонок.

Он положил сигареты на стол. За дальним концом огорода вдоль задворок следующей улицы тянулся узкий пустырь. С одной стороны он подходил к полям, а другую замыкали дома. Там в ожидании обеда играли дети — прыгали в яму, вылезали из нее и снова прыгали.

Он вышел и окликнул их, стараясь не наступать на комья глины и земли по сторонам дорожки.

— Эй, — крикнул он от забора, — а у нас маленький!

— Чего-чего? — сказали они.

Он махнул рукой на дом.

— А он кто? — сказали они.

— Мальчик.

Они попрыгали в яму, на секунду исчезли, потом выскочили наружу и побежали по пустырю, раскинув руки. Они бегали взад и вперед и жужжали.

Он смотрел на них, держась за штакетник.

Потом сунул руки в карманы и пошел назад к дому.

В дальнем дворе женщина развешивала белье. Она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до веревки.

— Твоя мама вернулась? — крикнула она.

— Да, — сказал он и кивнул.

— А глаза у него какого цвета?

— Голубые, — сказал он.

— Ну что ж, — сказала она, — как у отца.

На кухне отец подкладывал уголь в огонь.

— Давай-ка займемся обедом, — сказал он, нагнулся и придвинул кастрюли поближе к пламени.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

6

Он играл с ребятами старше себя. Некоторые уже ходили в спортивных брюках. Вожаком у них — когда он не лежал в больнице и не ленился выйти из дома — был парень по фамилии Батти, долговязый и огненно-рыжий. Из-за высокого роста он плохо управлялся со своими ступнями. Они были вывернуты наружу, и на бегу его коленки сталкивались — он очень страдал от этого, и стоило начаться какой-нибудь игре, как он уже кричал: «А, бросьте! Пошли погуляем». Иногда его звали Чумовой-Гулевой, иногда Лолли, но чаще просто Батти.

Он жил дальше по улице. В семье было семеро сыновей, и все рыжие. «Наши тебе покажут», — грозил Батти, если кто-нибудь пытался восстать против его власти, и кивал на окно своего кишевшего братьями дома.

Главным интересом в жизни Батти была хижина, которую он построил в полумиле от поселка, в Долинке, между высокой оградой газового завода и отстойниками.

После возвращения матери Колин начал проводить в хижине почти все свободное время. Он уходил туда после школы и на большой перемене. Проснувшись пораньше и услышав, что мать в спальне кормит маленького, он одевался, хватал кусок хлеба и уходил. Иногда мать окликала его, он шел в спальню и видел, что она сидит, положив маленького животом себе на плечо. Она спрашивала, хочет ли он чаю, свободной рукой поправляла ему галстук, осматривала шею и уши. Отец теперь работал в утреннюю смену, как мистер Шоу, но вставал на час раньше, потому что ему еще надо было ехать до шахты. Часто, когда Колин возвращался из школы, мать лежала в постели бледная, с запавшими щеками, а отец подметал в кухне или мыл посуду.