— Может, и нарежете, да только не он. — И Оксаков мотнул головой в сторону красной рожи толстяка, на которой обильно выступил пот. — С перерезанной глоткой нарезать как-то не очень удобно.
И чуть надавил на нож, отчего за ворот толстяку потекла красная капля.
— Достаточно, — тихий голос неприметного прозвучал так весомо, что сразу стало понятно, кто здесь главный коновод. — Убирай нож, поговорим серьёзно. Не тронем.
— Сперва объяснения, — не согласившись, мотнул головой Антипа.
— Твоё право, — согласился неприметный, но излагать ничего не стал.
Вместо этого он неторопливо вернулся к собственного столику, взял свою кружку, сел напротив Антипы и посмотрел ему прямо в глаза.
— Я коротко — Яку, по-моему, сейчас не очень удобно. В «Луне и гроше» не очень любят чужих. Точнее — совсем не любят чужих. Здесь бывают важные люди, обсуждаются немелочные сделки, ведутся серьёзные разговоры, в общем, чужие глаза и уши нам здесь без надобности.
Теперь следи за руками — в корчму вваливается никому не известный, прости уж, молокосос, одетый не по-воински — не то отчисленный школяр, не то забухавший стряпчий. Тут два варианта. Либо ты бродящий по городу с открытым ртом селянин, который сам не знает, куда припёрся. Либо наоборот — именно что знал, куда припёрся, то есть хочешь нанять людей. За другим в «Луну и грош» посторонние не ходят, выпить можно и в более приятных местах.
Первый вариант отпал после того, как ты не свалил после издевательств Герхарда (корчмарь, внимательно прислушивающийся к разговору, отсалютовал Антипе кружкой), а остался в корчме, да ещё и принялся шариться глазами по посетителям.
Неприметный сделал долгий глоток, опустошив кружку, и продолжил:
— Ну а дальше всё просто. Мы вчетвером сейчас на мели, заказов у нас нет, и нам нужна работа. Но есть тонкость — мы не работаем на абы кого. Я много раз убеждался — подряжаться к слизнякам и дуракам в конечном итоге выходит себе дороже, и вместо приварка получаешь убыток, а то и лишнюю дырку в шкуре. Поэтому мы и устроили эту небольшую проверку.
Антипа убрал нож от шеи Яка и сел за стол, даже не повернув головы в сторону освобождённого заложника. Тот, впрочем, плюхнулся рядом как ни в чём не бывало. Оксаков меж тем взял свою пивную кружку и, запрокинув голову, выцедил добрую половину.
— Ну и что показала проверка? — выдохнув, поинтересовался он у неприметного.
— Резкий ты, — неприметный тем временем извлёк откуда-то нож и теперь вертел его между пальцами с непостижимой быстротой. — В драке — телок неумелый, но резкий. И в кашу себе срать не даёшь. Это хорошо.
— Тогда что дальше? — спросил Антипа.
— Дальше? Дальше, если у тебя хорошо с деньгами, мы можем продолжить этот разговор. Извини, но никого лучше нас в Белёве нет, и берём мы дорого. Если у тебя с деньгами так себе, я могу свести тебя с кем-нибудь попроще. Причём за посредничество возьму недорого, половину обычного скину за проверку.
— А как я узнаю, что вы так хороши, как себя расписываете? — резонно поинтересовался Оксаков. Тут его взгляд зацепился за пивные кружки, которыми был уставлен стол. — Да вы пиво-то берите, что мы насухую болтаем?
— Это дело! — повеселел неприметный и цапнул кружку. Пить, однако не стал, а заорал в сторону стойки:
— Герхард! Герхард! Давай неси чего-нибудь пожрать, сколько можно над людьми измываться? Немчура ты дикая, сколько раз тебе говорить — русским невможно пить без закуски!
— В просвещённой Европе… — наставительно начал было корчмарь, но неприметный не дал ему договорить.
— Да пошёл ты в задницу со своей Европой, — предложил он. — Пусть там хоть через задний проход пьют, нам-то что? Здесь, слава Богу, пока ещё Россия.
— Здесь Литва, — поправил корчмарь.
— Да? А какая разница? — искренне удивился предводитель наёмников. — Всё равно ж русская земля. Северщина — куда уж русее.
— Вот так и неси дух просвещения этим дикарям… — закатил глаза немец, но всё-таки отправился куда-то в сторону кухни.
— И кодда этта немчура уше про закуску поймёт? — с диким немецким акцентом поинтересовался круглоголовый с разбойничьей рожей.
— Да понял он всё давно, Невер, — махнул рукой предводитель. — Ему просто с готовкой связываться лень, вот он в соседний трактир девок за едой и посылает. Ему-то какая разница, если посетители всё равно платят? Там на плите уже готовые блюда стоят — они сразу в расчёте на «Луну…» готовят. Всё равно каждый день — одно и то же!
Он снова махнул рукой и повернулся к Антипе.
— Чем мы хороши? Мы дворяне, — просто сказал он. — Благородные.
Потом посмотрел на пьющего пиво Яка, кадык которого ходил туда-сюда, как поршень неизобретённого ещё паровоза, и поправился:
— По крайней мере, у всех четверых — Дар. Причём воинский.
Трактир, судя по всему, и впрямь был неподалёку — всё та же сисястая подавальщица бухнула на стол огромную сковороду со шкворчащими жареными колбасками, примостила краюху хлеба и высыпала, как благородным, пять вилок. Ножи в этом заведении у каждого посетителя были свои.
Разговор ненадолго прервался и возобновился, лишь когда все присутствующие сначала набили рты перчёными колбасками, а потом залили жжение пивом.
