Северный ветер - [10]

— Хорошо, дреману чуток. Что там?

— Немец по дороге, колонна за колонной. Танки, пехота, мотоциклетки, много их, прет и прет… на восток. — Махоньков остановился на полуфразе и, понизив голос, почти шепотом, продолжил: — А на запад наших гонят, пленных, тоже колонна за колонной! Чё творится-то?

— Тяжко, Махоньков, тяжко.

— Что — тяжко, товарищ командир?

— Тяжко в этой войне немца бить придется… а придется, куды денешься. Ничё, справимся, одолеем, не боись, солдат.

— Так я и не боюсь…

— Вот и хорошо. Так я посплю чутка?..

— Ага, товарищ командир, я подежурю…

Волохов уснул. Как ни терзали его думы, а усталость взяла свое, и он провалился в темную бездну сна и там, в этой бездне, увидел такое, отчего тут же проснулся. Как ему показалось, тут же, сразу. Сон был таким отчетливо реальным, что Иван несколько минут просто приходил в себя, успокаивая бухающее в груди сердце. Медсестра, да, она явилась к нему во сне. Голая, вся в крови… криком кричала, будто ее резали. Руки к нему тянула, а с них мясо кусками отваливалось! «Господи, сохрани ее душу!» — тряхнул головой Волохов, отбрасывая остатки видений. Открыл глаза. На самом деле он проспал часа четыре. Солнце уже стояло в зените. Припекало, прорываясь сквозь листву, играло зайчиками на заостренном конце вороненого штыка винтовки. Волохов осмотрелся, вокруг спали его бойцы.

— Товарищ командир, тут пополнение у нас. Трое из второй роты и минометчик, правда, раненый. Но миномет цел, и семь мин имеется, так что у нас теперь артиллерия своя.

— Где они?

— А я всех спать уложил, вы же приказали всем отдыхать.

— Хорошо, пусть спят, а минометчика покажь, может, не спит, поговорить с ним надо.

— Прокопьев моя фамилия, рядовой Прокопьев, подносчик расчета минометного отделения. Кулаков, лейтенант, командир отделения, там раненый…

— Умер он, твой командир, похоронили мы его.

— Как умер?! Я ж его вынес, сначала его, а потом миномет.

— Умер он, говорю тебе, истек кровью. Нашли мы их, лейтенант уж готов был, рука у него оторвана была, так, на коже болталась. Похоронили там же. Вот планшет его, там карта есть. А карта нам сейчас очень… Скажи, как тебя по имени-то.

— Иван. Мужики, вы меня не бросите?

— Меня тоже Иван, тезка, значит. Так вот, тезка, не бросим, кто ж гадов из миномета бить будет? Вот раны подживут — и воюй. Эй, Махоньков! Носилки надо делать, поднимай народ, уходить надо, немец может лес прочесать. Я пока с картой покумекаю.

— Есть, товарищ командир.

— Скажи мне, тезка, как здесь оказался?

— Прошлой ночью батальон получил приказ на отход, ну и пошли, а у реки, у моста, уже фашисты. С ходу пошли в атаку, а там пулеметы, танкетки… Залегли, окопались, как могли, а чуть рассвело — немец ударил. Танками давил, гад, ну, кто куда, я командира раненого дотащил до леса, а сам за минометом вернулся, тут меня и зацепило, но ничё, дотащил. Я смогу сам идти, товарищ командир.

— Сможешь, пойдешь, лежи пока.

— Товарищ командир, немцы! — взволнованно прошептал Махоньков, прямо в ухо Волохову.

— Где?

— От дороги разворачиваются до двухсот автоматчиков. Феклин с поста прибежал упредить.

— Пойдем глянем, чё они замышляют.

— Есть! — козырнул Махоньков и, ободряюще подмигнув раненому минометчику, пошел следом за Волоховым.

Дорога была забита колоннами наших пленных, на обочине стояло несколько грузовиков. Из них выдавали лопаты группе наших солдат; автоматчики, встав по периметру, наблюдали. Волохов видел, как солдаты начали копать рядом с дорогой яму, других заставили таскать трупы убитых с поля, где ночью полегла их рота. Гортанные крики немецких солдат долетали до опушки.

— Эх, вдарить бы! Сколь наших-то, а охраны почти нет, только эти…

— Вдарим, Махоньков, не раз вдарим, токо не сейчас, пущай хоронят. Пошли. Феклин! Наблюдай пока, смены тебе не будет, через полчаса уходим, догоняй.

— Есть.

«Значит, приказ на отход был, только до нас не дошел». Волохов открыл липкий от крови планшет убитого лейтенанта, там была километровка. В ней аккуратно, толковый парень был, отметил Волохов, отмечены позиции батальона и, главное, направление и новое место дислокации — западная окраина селения Карловка. Но они туда не дошли, мост у немцев, кто там сейчас, одному Богу известно, не хотелось идти вслепую.

— Товарищ командир, тут вот боец Седых, говорит, с этих мест.

— Откель будешь?

— С Рудни, тут недалече, верст тридцать.

— Совсем рядом… А здесь бывал? Деревню такую, Карловка, знаешь?

— Не, такой не знаю, тут рядом деревня Карповка есть.

— Тю ты, а я ее Карловкой прочитал. Так что? Бывал здесь?

— Бывал не раз. Сестра здесь живет. Я с мужем ее, Федором, рыбалил на речке, так что места эти знаю, товарищ командир.

— Покажи на карте.

— Ну вот Карповка, вот речка, дорога на Рудню, я здесь и пехом хаживал.

— Хорошо, незаметно пройти надо, проскользнуть по этим перелескам. Дальше-то леса?

— Дальше-то леса, леса да сплошные болота, гиблые места, глухие. Мы там прошлый год ягоду брали. До них верст двенадцать — пятнадцать.

Седых поскреб рукой щетину на подбородке.

— Пройдем, там овраги, по ним пройдем, и через речку брод есть, только подход к нему открытый, днем, если немцы там, на мосту, — заметят, а ночью пройдем. В Карповку надо бы зайти, подхарчиться у сестры, она у меня запасливая, ежели, конечно, все там ладно…