Северный ветер - [24]

Заскрежетала цепь, но Фиона не издала больше ни звука.

«Она умеет терпеть, притворяться и ненавидеть. А я — смогу ли?» — думал Ханлейт, — «сколько я себя помню, я уклонялся от всего, что было мне противно, избегал любого подчинения, любой зависимости. Я сделал отрицание смыслом жизни. Не самая достойная цель… А теперь мне предстоит выбрать, как завершить свои дни: рассказать на допросе арию все, как последний трус, или сопротивляться, продлевая свои страдания».

Ханлейта никогда прежде не пытали серьезно. Били — да, оставляли в цепях в подземелье Эвернберга, но не кромсали и не уродовали. Как далеко Коган и неизвестный арий могут зайти? Чутье подсказывало Хану, что очень далеко и это было страшно.

«Я должен сделать хоть что-то стоящее. Или, следуя своей же логике, не делать ничего, что поможет моим врагам. Я буду молчать. Я смогу!» — решил Хан.

Железная башня

Ханлейт потерял счет дням и почти обрадовался, когда по шуму снаружи понял, что повозка въехала в большой город. Прикидывая время приблизительно, он недоумевал, почему они добрались до Аверны настолько быстро. Ящик перестало трясти на колдобинах, лошади звонко цокали по добротной, ровной мостовой. Пленника везли по оживленным улицам на потеху зевак, гадающих, какая же неведомая птица едет в наглухо забитой «карете».

— Посторонись! С дороги! — то и дело орали люди Когана, норовя огреть плетью всех встречных и поперечных.

Хан решил посмотреть на свет Моран в последний раз — наверняка Коган отберет амулет, как только вытащит пленника. Привычно перевернув ловушку для архонта перед глазами, Ханлейт не увидел знакомого холодного сияния. Промелькнула золотая искра полузабытого архонта Моргвата и погасла. Все. Не поверив в случившиеся, Хан потряс амулет несколько раз. «Аммонит сломался!» — решил он, ощупывая ракушку. Повреждений не было. «Но он горел еще вчера ночью! И сегодня утром. И всегда! Моран не могла умереть, это неправда!»

«Правда! Все умирают», — насмешливо ответила кромешная тьма ящика. Любимой женщины, мысль о которой поддерживала Ханлейта все эти месяцы, не стало… Не будет встречи. Не кого ревновать, не о ком думать ночами, не кого представлять живым и желать счастья. Мир опустел, у Ханлейта не осталось ничего, кроме собственной жизни, в тот же миг ставшей ненужной обузой. В недоумении Хан вытер влажную щеку и посмотрел на свою ладонь, будто мог разглядеть в темноте следы слез. Надев амулет на шею, он прислонился к стенке и закрыл глаза.

Повозка прогрохотала под толстыми сводами арок, лязгнули ворота, разбили цепь Фионы, сковывающую ее с клеткой на колесах, отдал приказы Коган, процокали лошади охраны, — Хан не слушал. Его вернули к реальности тяжелые ритмичные удары, сотрясающие ящик, — это снимались листы железа, закрывающие вход. Что он увидит? Резиденцию Императора в Аверне? Городскую тюрьму? Да какая разница… Торец ящика с грохотом упал на землю, и внутрь хлынул дневной свет.

— Выходи, радость моя, если сможешь, — раздался голос Когана, — мне не терпится разглядеть тебя как следует.

Ханлейт подтянулся к краю, свесил ноги и встал на твердую почву. Перед глазами поплыли разноцветные круги, но Хан устоял на ногах и отпустил повозку. На земле валялась цепь Фионы. Сама девушка исчезла, как и эскорт. Пленник и Коган были одни в каменном дворе.

— Красавец! — восхищенно присвистнул Коган, обходя вокруг Хана, как вокруг удачно купленной лошади, — обычно я имею дело с худосочными остроухими с озер. Они дохнут быстро и бездарно, но с тобой мы проведем время весело. Я не буду тебя связывать, к чему формальности? Иди вперед, бежать здесь некуда.

Ханлейт, пошатываясь от слабости, пошел, куда было указано. Щурясь от солнца, он безразлично осмотрел высокие стены и башню. Сложенная из серого камня, издали похожего на сталь, она возвышалась над двором, упирая в небо острые зубцы. «Это — не Аверна. Железная башня — крепость карателей. Я в Велеграде!» — это открытие испугало бы его день назад, но сейчас Хану было не важно, куда его привезли.

Пленника повели не наверх, а вниз. Каменные переходы казематов здесь были шире и длиннее, чем в Эвенберге, а ряды бесконечных камер закрывали глухие двери без решеток. Но Хана вели мимо них, — для него приготовили нечто особенное.

— Добро пожаловать, эльфийская сволочь. Смотри под ноги.

Коган втолкнул Хранителя в просторное помещение, хорошо освещенное факелами по стенам. Хан сразу же споткнулся, но каратель не дал ему упасть, схватив сзади за одежду. Пол камеры был не каменным и не деревянным; его сплошь покрывала стальная решетка с частыми переплетами, а под ней угадывалась пустота. С потолка свисали цепи и приспособления, один вид которых вызывал ужас, по стенам были развешаны орудия пыток; среди них плети с железными наконечниками выглядели самыми безобидными.

— Иди к центру, — скомандовал Коган.

Каратель несколько раз прокрутил колесо, опускающее с потолка деревянный брус с вмурованными наручниками.

— Подними руки.

Запястья Ханлейта обхватила сталь пыточного механизма, а Коган снова подтянул брус повыше, чтобы эльф смог стоять на цыпочках. На этом приготовления завершились: узник Железной башни повис посреди большой комнаты в ожидании своей незавидной участи.