Северный свет - [19]

». А на жалобу: «Дорогая мисс Тингл! Вот уже двадцать лет мой муж, у которого ужасный характер, грубо бранит меня по любому поводу…» — она ответила в том же бодром тоне: «Моя дорогая, ваш муж эмоционально ущербен, но продолжайте окружать его любовью, несмотря на то, что это трудно, и вы познаете счастье исполненного долга. Даже самая, казалось бы, безнадежная ситуация таит в себе неисчислимые возможности. Попробуйте затычки для ушей. И развейте в себе какую-нибудь страсть. К музыке, например, или к пению».

Генри с отвращением перевел взгляд на колонку кратких сообщений, где изобретение надувного бюстгальтера давалось под заголовком: «Девушки, а вы его уже приобрели? Он округлит ваше „эго“». Потом Генри без особого восторга узнал, что какой-то человек в Брэдфорде за тридцать лет брака поцеловал свою жену пятьдесят две тысячи раз, а некая мексиканка родила двухголового ребенка, но тут раздался стук в дверь, и в комнату вошел Хорейс Балмер. По выражению его лица Генри догадался, что тот явился сообщить нечто неприятное, и, так как настроение Генри отнюдь не было радостным, он поглядел на вошедшего с неожиданной враждебностью. Балмер принадлежал к типу громогласных индивидуумов, которые при первой встрече обычно производят сильное впечатление. Он легко завязывал дружбу со случайными знакомыми, состоял в Клубе деловых людей, был членом всех обществ и организаций, имевшихся в Хедлстоне, начиная от масонской ложи и кончая «Благородным орденом верных северян». Он был склонен к полноте и носил двубортные голубые пиджаки, пожалуй излишне яркие. У него была странная походка: он скользил на каблуках, приподняв правое плечо, и, словно для сохранения равновесия, плавно взмахивал левой рукой, на которой, точно белый плавник, топырился мизинец, обремененный перстнем с печаткой. Никто не умел пожимать руки с большей сердечностью, никто не умел произносить избитые истины с большим самодовольством.

— У меня начались неприятности, Генри, — заявил он с обычной фамильярностью. — Нам не хотят платить за объявления по прежним расценкам.

Так как Пейдж ничего не ответил, Балмер продолжал:

— Они повсюду сбивают наши цены. Ей-богу, некоторые объявления они помещают бесплатно.

— Но ведь это просто глупо.

— Не могу согласиться. По-моему, это ловкие ребята. Они везде твердят, что скоро останутся единственной газетой в городе, и предлагают долгосрочные контракты с большой скидкой. На прошлой неделе мы потеряли Хендерсона и Байлса. Даже наши самые старые клиенты заколебались. Когда я сегодня утром отправился к Уэзерби — а ведь вы знаете, как важна для нас эта фирма, — я получил заказ, но Холлидей посмотрел на меня как-то странно. Боюсь, что нам остается одно.

— Что именно?

— Тоже понизить расценки.

— Нет.

— Но почему же?

— Это неэтично. И бессмысленно: если мы понизим, они понизят еще больше. Сто пятьдесят лет наши клиенты не имели никаких оснований жаловаться на нас. У нас свои деловые методы, и я не допущу, чтобы мы отступили от них, ввязавшись в разбойничью войну цен.

На лице Балмера появилось обиженное выражение.

— По-моему, вы совершаете ошибку. Но, конечно, решать вам. Мое дело — предупредить. На днях я повстречался с их мистером Смитом — он ведь член моего клуба, — и, поверьте мне, у него есть голова на плечах.

— Рад это слышать, Хорейс. Но ведь и вы человек деловой и опытный. Постарайтесь справиться при наших обычных расценках.

«Их мистер Смит… член моего клуба», — подумал Генри, когда Балмер ушел. У этой простой фразы был грозный подтекст. Раза два он встречался со Смитом на главной улице возле «Хроники», снимавшей этаж в Доме просвещения, и тот кланялся ему чопорно и почтительно, что, казалось, говорило о его желании сохранить дружественные отношения. Но совсем другое дело, если Смит заводит приятелей среди сотрудников «Северного света».

Разговором с Балмером начался один из тех неудачных дней, когда все не ладится. Мисс Моффат была невозможна, продажа сократилась еще на двести номеров, а проклятое сердце никак не хотело стучать ровно — то билось тяжело и редко, то делало рывок, как бегун на сто метров. Пейдж боялся привыкнуть к нитроглицериновым пилюлям, которыми его снабдил доктор Бард, и за весь день не принял ни одной. Но к пяти часам он решил, что больше терпеть не в состоянии, и отправился домой, надеясь хоть там найти покой.

К несчастью, домашняя атмосфера за последние месяцы значительно ухудшилась. Почти сразу после свадьбы Генри понял, что сделал непоправимую ошибку, что Алиса не подходит ему ни в духовном, ни в физическом отношении, и философски принялся, говоря его собственными словами, «приспосабливаться к обстоятельствам». Алиса не соответствовала его идеалу, но что в жизни соответствует идеалам? И в течение всех этих лет благодаря такту, самообладанию и терпеливой снисходительности к капризам Алисы, к ее легкомысленной непоследовательности и довольно частым истерическим взрывам он сумел сохранить с ней дружеские отношения и наладить довольно сносную семейную жизнь. Однако последнее время и Алиса и Дороти, которая, по выражению Ханны, «пошла в мать», держались с ним враждебно, говорили ледяным тоном, то и дело обмениваясь многозначительными взглядами. Поэтому он был удивлен, когда на этот раз его встретили почти радостно. Алиса и Дороти пили чай в гостиной. Алиса даже улыбнулась ему.