Северный цветок - [11]

— Абсолютно ничего! — сказал Филипп. — Я же тем временем подышу свежим воздухом. Хочу немного пройтись.

Он накинул на плечи пальто и снял шапку с гвоздя на стене, Грегсон уселся под самой лампой и начал чинить карандаш. Филипп готов был уже выйти из хижины, как вдруг Грегсон вынул из кармана конверт и положил его на стол.

— Если случайно, во время прогулки, встретишь девушку, похожую на эту, — он указал на конверт, — кланяйся ей от моего имени и вообще шепни два-три теплых слова. Я набросал этот эскиз второпях, так что большого сходства тут нет.

Филипп улыбнулся, взяв в руки конверт.

— Самая красивая девуш… — начал он, но мигом замолчал, как только взглянул на оборотную сторону конверта.

Он невольно вздрогнул и даже подался назад. Грегсон, подняв голову, заметил, что улыбка мигом сбежала с его уст и что на бронзовых щеках проступил яркий румянец. Уайтмор с полминуты глядел на эскиз, затем молча перевел взор на приятеля.

Теперь уже Грегсон многозначительно и вместе с тем невинно улыбался.

— Ну, так как же обстоит дело с нашим пари? — ехидно спросил он.

— Да, это очаровательная девушка! — пробормотал Филипп, положив конверт на стол и повернувшись к двери. — Ты, Грегги, не жди меня. Если я не скоро приду, ложись спать без меня.

Он слышал, как вслед ему Грегсон рассмеялся, и подумал, что сказал бы этот милый человек, узнай он, что на обороте конверта был набросан портрет мисс Айлин Брокау.

ГЛАВА V

Отойдя на дюжину шагов, Филипп остановился в тени большой сосны и решил вернуться в хижину. С того места, где он стоял, он видел Грегсона, склонившегося над столом и готового приступить к работе.

Уайтмор не скрывал от себя, что эскиз поразил его. Не отрицал и того, что он вызвал краску на его лице, но боялся, что Грегсон, по случайному совпадению обстоятельств, припишет весь эффект чему-нибудь, не имеющему ничего общего с правдой.

Мисс Брокау находилась на расстоянии тысячи миль или еще больше того. В настоящее время она проезжала Северную Атлантику, если пароход уже вышел из Галифакса. До сих пор ей никогда не приходилось бывать на севере. Мало того, Уайтмор знал, что Грегсон никогда не видел, да и не мог видеть эту девушку. Слышал он о ней только от него, Уайтмора, или же иногда читал о мисс Айлин Брокау в газетном отделе «В городе и свете».

Чем же объяснить ее портрет на обороте конверта?

Он сделал два-три шага по направлению к двери и круто остановился. Если он вернется, Грегсон засыплет его вопросами и вынудит признаться в том, что он предпочитал держать в секрете даже от своего самого интимного друга. В конце концов, это было случайное сходство, не больше, несмотря на то, что это сходство поразило и даже потрясло его. Ему стоило больших усилий не выдать своего волнения.

Он прислонился к большому камню, облокотился на густой зеленый куст и устремил свой взор в загадочные дали. Над его головой плавно колыхалось море сосновых крон. Из глубины листвы доносились голоса сов, изредка нарушавшие волшебное, сосредоточенное молчание ночи.

Чем больше он разбирался в своих мыслях, тем ярче вспоминал картины прошлого, прожитую жизнь… Стремительно развернулся свиток воспоминаний, и он увидел того Филиппа Уайтмора, который некогда жил и своевременно скончался. Вместе с призраками былого им снова овладело чувство одиночества, тяжести которого он не мог выдержать. Он вздрогнул, как человек, проснувшийся после кошмарного сна. Над черными соснами, в серых туманных далях, над горами и лесами его мысль поднялась так высоко, что он увидел тот период своей жизни, когда, казалось, она только-только начиналась. Одно время эта жизнь была прекрасна. Была полна надежд и прекрасных перспектив. Пред ним раскрывалось замечательное будущее, — и вдруг все резко изменилось.

Машинально он крепко сжал руки, когда вспомнил о том, что случилось, когда вспомнил о черных днях полного крушения надежд, о днях смерти и разочарования. Все его мечты и надежды потерпели жестокое крушение. Он боролся, ибо по природе своей был настоящим борцом, отважно поднимался после каждого падения, как бы глубоко оно ни было. Но результаты были все те же. Вначале он смеялся и говорил о «случайных неудачах». Но неудачи эти следовали с такой настойчивостью и неустанностью, что мало-помалу развили в нем новый взгляд на вещи.

Удары судьбы оказали свое разрушительное действие. Он начал смотреть на мужчин и женщин так, как никогда раньше не смотрел, и им все больше и сильнее овладевало отвращение к тому, что он узнавал и открывал. Новый взгляд на вещи настойчиво звал его прочь из этого мира, звал в Пустыню, прелесть которой он уже вкусил однажды, когда странствовал с тем же Грегсоном. Ему опротивел жалкий блеск ночных кутежей и бешеная, неустанная дневная погоня за долларом. Ни один человек не отдавал себе точного отчета в перемене, которая случилась с ним. Он не мог найти друга, вполне солидарного по мыслям и переживаниям. Он перестал понимать людей, а те, в свою очередь, не понимали его. Раз, все же, случилось, что он готов был поверить и сделать все для того, чтобы…

Глубокое дыхание — почти вздох! — сорвалось с его губ, когда он подумал о последней ночи, проведенной «в свете», на балу, данном в его честь Брокау. Он снова слышал шепот, смех многочисленной толпы и мягкий шелест юбок… Он помнит: вдруг все затихло, с минуту царило напряженнейшее молчание, а затем раздались мягчайшие, тихие звуки его любимого вальса. А он в это время стоял за рядом пальм и смотрел в ясные, серые глаза Айлин Брокау.