Северные волки - [32]

От неожиданности Берта едва не вскочила, но поскользнулась и ушла с головой под воду. И тут же вынырнула, отфыркиваясь, словно норовистая лошадь. Зарделась, увидев, как Хальвдан стащил рубашку, развязал завязки штанов. Берта не знала, куда и глаза деть.

— Помниться ты давал клятву, — напомнила он, разглядывая узоры на стене, нарисованные тревожным светом свечей.

— Я не собирался ее нарушать, — хмыкнул Хальвдан.

Тихий плеск, совсем рядом. И Берта готова была уже вскочить и хоть нагой бежать отсюда подальше. Но не потому, что боялась его. Скорее себя. Тех непонятных чувств, что он вызывал в ней, стоило им остаться наедине. И в то же время, они ей нравились. Они были сладки и пьянящи. Разгорались где-то внизу живота, словно костер. И жаром пробегали по телу, выбивая россыпь мурашек.

— Можно? — забрал Хальвдан из ее рук пучок мочала, и Берта поспешила отвернуться.

Зря, наверное. Потому, как злосчастный мочал прошел по спине, плечам. Это было так волнующе и приятно, что Берте хотелось закрыть глаза и просто наслаждаться этими ощущениями. Но едва вместо мочала к коже коснулись его ладони, она отпрянула.

— Боишься меня? — лукаво прищурился Хальвдан.

— Нет, — почти не соврала Берта.

— Тогда ты не откажешь мне в ответной услуге? — протянул он ей мочал.

Берта сомневалась в том, хорошая ли это затея, но заметив, как Хальвдан вздрагивает от сдерживаемого смеха, едва сдерживая смех, вскинула подбородок и чуть не вырвала из его рук злосчастную тряпку.

— Ты коварен словно Локки, — проворчала Берта, со злостью шаркая по его спине.

— Мне кажется, ты поминаешь не тех богов, Берта. А еще собираешься содрать с меня шкуру, — рассмеялся он, резко развернувшись и перехватив ее руку одной рукой, а второй прижав к себе.

И вот теперь, когда она прижималась к его обнаженному телу, а во рту пересохло, то ли от страха, то ли от того самого сладкого чувства, что сейчас заставляло ее сердце стучать у самого горла, Берте меньше всего хотелось думать о богах.

— Мне кажется, что сама Фрейя вскружила мне голову, Берта. Или же стоит поверить словам Ульва о том, что ты меня околдовала?

А вот это неожиданно разозлило девушку. Она резко рванулась. И может и не держал ее воин достаточно крепко, раз она выскользнула из его хватки. Злость притупила чувство стыда, и она легко встала в полный рост, выпрыгнула из источника. И натянула просто на мокрое тело одежду. И все это время она не смотрела на него. Иначе заметила бы, как сжались его челюсти и потемнели глаза.

— Ты можешь думать, что хочешь, хевдинг. Но все же я скажу, — процедила она, повернувшись к источнику спиной. — Я не стала бы колдовать, чтобы привязать тебя к себе, даже если бы умела.

— Я настолько тебе не интересен?

— Именно, — бросила Берта и поспешила к ступеням ведущим во двор.

Никогда она еще не испытывала только чувств разом. Смятение. Желание. Злость. Страх… Еще какое-то неведомое ей до сегодня чувство.

Берта тряхнула мокрыми волосами, прогоняя их остатки, и перевела дыхание.

Подняла глаза к небу и улыбнулась, подставляя лицо бледному свету полной луны.

Не только Хальвдану вскружила голову юная Фрейя. И если это безумие разделено на двоих, то оно лучшее, что можно получить в дар от богов.

ГЛАВА 24. Жертва древним богам

В эту ночь Бертрада долго не могла уснуть.

Она ворочалась с боку на бок на жесткой монашеской койке. Вставала и проходила по маленькой комнатке едва в пять полных шагов. И снова ложилась.

Ей было то холодно, то вдруг тело начинало гореть. Порой казалось, что спины снова касаются покрытые мозолями пальцы Хальвдана. И от этого сердце начинало колотиться быстрее, а живот наливался тяжестью. И в то же время ставилось сложно дышать, будто воздух становился подобно камню, и давил на грудь.

Она старалась не думать о том, что произошло в источнике. Но мысли снова и снова возвращали ее в прохладную воду, к сильному горячему телу.

Вконец измаявшись, Берта решила, что уснуть ей все равно не удастся и, натянув штаны, вышла во двор.

Ночь была теплой. Пахла ночными маттиолами и пела голосами цикад. И даже запах дыма от погасших костров не казался горьким.

Берта вдохнула свежий, напитанный ночной влагой воздух, и медленно выдохнула. Порой, когда ей долго и быстро приходилось идти в гору и так же становилось сложно дышать, это помогало. Но в этот раз не очень то и спасло. Разве что дышать стало чуть легче. И холоднее. Берта даже передернула плечами, словно хотела сбросить сырой холод ночи.

Воины спали просто под открытым небом у почти погасших костров. Даже во сне они не выпускали рукояти клинков и секир из рук. Так предписано богами. Мужчина не должен далеко отходить от своего оружие потому, что неизвестно, когда оно им может понадобиться. И не мучили их ни жесткий камень, ни его холод. Это Берта все время мерзла, им же было все нипочем.

— Это разве холод? — говорил ей Снорри, улыбаясь. — Да у нас летом холоднее, чем сейчас здесь.

И тут же шмыгнула носом. Нет больше улыбчивого Снорри. И все же воины строго настрого запретили плакать о нем. А Берта не смела ослушаться. Часовые прохаживались, вглядываясь в темноту. Иногда перекрикивались. И им испугано отвечали ночные птицы. Ворочались раненные. Молча, не желая показать своей слабости. И Берта удивлялась тому, что им это удается. Никто не проронил ни звука, не дернулся, даже когда Хельги прижигал открытые сочащиеся кровью раны. И она не смела обидеть ни одного из них жалостью. С каменным лицом перевязывала раны найденными в обители святого Бенедикта бинтами. Хотя какой уже обители. Вряд ли кто-то сможет переступить порог храма после того, как его омыла кровь ее обитателей.