Северные рассказы - [42]

Вот послышались торопливые шаги хозяина, слышен шелест лыж. Бенетося выходит из-за деревьев. Зверек начинает по-настоящему беспокоиться, он чувствует опасность: орех брошен, кокетливая возня со своим хвостом забыта. Векша быстро забралась на вершину дерева и пуйтает в густую листву соседнего кедра. Но прыжок в испуге рассчитан плохо. Пролетев метров пять по воздуху, врезавшись в нижние ветки кедрача, векша ломает молодые сучки и падает в снег. Нерпа бросается к ней, но ни одна собака не догонит проворного зверька на глубоком снегу: преследователь проваливается в снег по горло, а векша частыми прыжками устремляется к кедру. Бенетося спокойно стоял, дожидаясь, пока улюка взберется на дерево. На земле в снегу бить белку опасно: шкуру испортить легко, а на дереве вернее и сподручней.

Добравшись до основания кедра, белка начинает красивое восхождение по отвесному препятствию. Острыми коготками впивается в кору и отрывочными прыжками начинает винтообразный подъем по стволу, ловко обходя сучья и искривления. Прыжки белки до того быстры, что уловить их почти невозможно. Создается впечатление что белка ползет, как змея. Во время подъема слышится тихий равномерный царапающий шум. Взобравшись на вершину кедра, зверек оглядывается по сторонам, отыскивая ближайшее удобное для прыжка дерево. Но тут пуля из «фроловки» пронзает его глаз и мозг. Убитая наповал белка падает вниз, к ногам торжествующей Нерпы. Все чаще попадается белка. То тут, то там разносится по тайге безостановочный позывной лай Нерпы, то и дело ухает «фроловка». Промысел в разгаре. Пока среди добытых шкурок нет ни одной не местовой белки. «Местовая» белка — темная, настоящая сибирячка-северянка. Ожидаемые «ходовые» белки, предвещанные клестами, еще не показались, хотя и без них в тайге очень оживленно: белка вышла, как говорят белкуны, густо, плотно. За поясом Бенетося уже порядочное количество тушек улюки, старику некогда даже ободрать их; но он все еще азартно обстреливает деревья. Кажется, они с Нерпой неутомимы, не замечают ни времени, ни усталости, ни голода, ни затейливо пройденных километров. Мою добычу можно зажать в кулаках обеих рук — шесть шкурок, да и те изрешетены в самых досадных местах: в боку, на хребте.

Принято считать, что белка живет только в дуплах деревьев. Это не верно. В северной тайге белка большей частью сама строит себе гнездо по своему вкусу и характеру. Эвенки называют гнездо белки гайном. В лесах, где белка не обоснуется надолго, а живет проходом, она довольствуется гнездами всевозможных птиц: сорок, ворон и даже гнездами хищных птиц. Нередко, как будто бы безобидная, белка, забравшись в гнездо птицы, поедает яйца, птенцов и не прочь полакомиться взрослым стрижом или клестом. Отвоеванные гнезда белка обычно приспосабливает для себя, наводит над ним непромокаемую крышу, внутри устилает мягким мхом. Но самые совершенные, удобные гнезда белка строит в лесах, изобилующих орехами, сосновыми и еловыми шишками и грибами. Тут она проявляет необыкновенное умение, изобретательность, рвение, изготовляя теплые, комфортабельные жилища. Гайно имеет шарообразную форму, стенки его свиты из тонких прутьев и веток и зашпаклеваны иглами и мхом. Никакой дождь не промочит гайно. Как правило, белка устраивает гнездо у основания крепкого сучка, возле главного ствола дерева. В жилище белки не менее двух выходов, один из которых обязательно расположен против ствола. Несколько ходов нужны зверьку для спасения в случае опасности (от нападения куницы, например) и от непогоды. Залезая в гнездо, белка закрывает отверстие щитом и, уткнув мордочку в пушистый мех хвоста, дремлет. В случае непогоды в гайно скрывается по нескольку зверьков сразу. Пусть бушует ветер, пусть снег пуржит, пусть тайга ломается под сухим морозом: где-нибудь близко от гнезда у белки есть склад, там и орехи, и молодые побеги, и грибы, развешанные на острых иглах хвои.

Одно из таких гнезд нам разыскала Нерпа. Всполошенные лаем собаки и нашим приближением пять белок проворно скрылись в гайне на высокой сосне. Потеряв из виду белок, Нерпа растерянно оглядывалась и виновато взвизгивала. Старик жестом приказал ей молчать и, подойдя к сосне, резко свистнул, подражая цоконью белок. На вызов из гайна показалась шустрая большеглазая головка, огляделась по сторонам и исчезла. Безрезультатно повторив свой маневр, Бенетося поднял к гайну мелкокалиберку и заставил меня карябать кору дерева.

— Тихонько шурши рукой, как она лезет, — прошептал он, — улюка подумает — еще одна идет.

Я начал скрести кору. В отверстие гайна показалась белка. Она села на задние лапы и, кокетливо наклонив голову набок, с интересом глядела вниз. Метким выстрелом Бенетося снял белку: она упала прямо в пасть Нерпы.

— Давай еще шурши, — снова прошептал старик.

На этот раз из гнезда показалась только голова. Выстрелив в любопытный глаз зверька, Бенетося уложил его, но белка упала внутрь гайна. Карябание больше не помогало. Бенетося загорячился.

— Какой худой улюка! — вскричал старик. — Много там есть, пошто не глядит, бей, парень, беда шибко, — приказал он, подавая мне топор, — беда шибко бей!