Северное Сияние. Том 1 - [64]

Отдал ей дела на откуп со спокойной душой. Если уж доверял юристу, то о Зоряне и говорить нечего – в ней, в ее лояльности я был абсолютно уверен. После того как она принесла мне клятву личной присяги, казалось, что, скажи я ей забраться на крышу башни и вниз спрыгнуть, сделает не задумываясь. И каждую свою даже малейшую ошибку она переживала как вселенскую катастрофу, несмотря на мои уверения в обратном.

– Что значит «ты забыл»? – как раз сейчас негромко говорила Зоряна.

Обращалась она к широкому румяному парню, который, несмотря на размах плеч, сейчас съежился и опустил взгляд перед миниатюрной по сравнению с его размерами девушкой. Он, как я помнил, числился хозяйственным работником и был ответственен за причал. Звали парня – неожиданно для меня, Адольф. Но неожиданно только для меня – в этой России это имя было весьма популярным, в силу исторических причин. Вернее, в силу их отсутствия.

– Я подумал, что…

– Думать тебе нет необходимости! У тебя есть должностная инструкция, а также указания непосредственного руководителя, которые ты просто обязан исполнять. В этом нет ни капли сложного, и для этого необязательно иметь IQ выше восьмидесяти!

За спиной в чем-то проштрафившегося парня выстроились все остальные семь человек из персонала усадьбы. Прямой необходимости в них у меня никакой не было – с их функционалом вполне могла справиться автоматика. Но законы Российской Конфедерации, которым я подчинялся как владеющий и владетельный одаренный, обязывали меня нанимать живых людей на работу, выбирая квоту согласно площади владения.

Со всеми из недавно принятых людей я проводил краткие собеседования и иллюзий никаких не питал. Профессиональные работники никогда на дороге не валяются, тем более в таком количестве, поэтому собирать персонал, даже восемь человек, пришлось буквально со всей Конфедерации. Это в поместье Юсуповых-Штейнберг уже сложилась целая каста профессиональных работников, держащихся за свое место и даже передающих его по наследству, здесь же Зоряне еще предстоит много забот, пока подберется достойный коллектив.

В прошлой жизни мне довелось провести сотни собеседований, и я был уверен, что в ближайший год из всех восьмерых останется хорошо если половина, а через пару лет коллектив может и вовсе полностью смениться, прежде чем станет отлаженным механизмом или даже в некотором роде семьей. Об этом я давно предупредил Зоряну, которая не сразу нашла общий язык с нанятым персоналом – настолько мировоззрение граждан Конфедерации отличалось от восприятия жизни людьми в протекторатах.

– Ты не в социальном приюте псковской богадельни, Адольф! – продолжала между тем негромким, но очень внушительным голосом отчитывать Зоряна румяного громилу. – Если у тебя память, как у воробушка, залетело-вылетело, записывай на бумажку и носи с собой. Лучше тупой карандаш, чем острая память, ты согласен?

– Зоряна Сергеевна, вы не имеете права… – подняв взгляд, розовощекий Адольф начал было говорить, но запнулся на полуслове, когда девушка посмотрела на него с прищуром.

– Что? – перебив его, вкрадчиво поинтересовалась Зоряна.

– Вы не имеете права меня оскорблять, – собравшись с силами, расправил плечи и заявил ей парень.

Зоряна некоторое время молча смотрела на него, с интересом изучая. Я по-прежнему сохранял молчание и старался не привлекать к себе внимания, ожидая, чем закончится представление. В Зоряне, если честно, не сомневался – был уверен в том, что она сейчас поставит Адольфа на место.

Общаясь здесь с избалованными благополучием людьми, я уже давно заметил, что жизнь без стрессов, с гарантированным доступом к благам прогресса и безбедному, комфортному существованию способствовала появлению уже третьего по счету поколения… наверное, вечных детей – верящих в добрый, вечный и всегда справедливый мир.

Нечто подобное существовало и у меня дома – помню атмосферную и весьма точную заметку знаменитого русскоязычного блогера-путешественника, где он описывал свои впечатления от общения со сверстниками из Европы и Америки. Говоря о том, что, несмотря на взрослую внешность, зрелые по годам европейцы тридцати – тридцати пяти лет в некоторых моментах уровнем развития соответствуют несовершеннолетнему подростку постсоветского пространства. И для удобства общения с этими людьми просто нужно отнимать от их возраста лет пятнадцать-двадцать и тогда можно общаться без возникающего когнитивного диссонанса. А иногда не просто делать скидку на возраст, а включать «режим любви к детям» – настолько выросшие в тепличных условиях люди наивны и инфантильны.

В этом мире несоответствие физиологического и личностного развития граждан благополучного первого мира для меня оказалось заметно гораздо более сильно, чем дома. Молодежь здесь росла в любви и заботе со стороны государства, без уличных разборок и даже опасных развлечений. Здесь не существовало различных пограничных с уголовным правом течений, по типу околофутбола или нелегальных уличных гонок.

Для достижения подобного результата еще в начальной школе потоки учеников рассекали – всех, кто имел в психоматрице ярко выраженную авантюрную жилку, как будто невзначай отправляли в сторону военизированных классов, и далее они существовали ближе к армии – уважение к которой здесь культивировалось весьма серьезно. И по итогам точечной, индивидуальной политики воспитания весь пограничный и протестный дух молодежи направленно уходил либо в сторону красивых картинок с пунктов вербовки, либо в спорт, в том числе кровавый – по типу той же городской охоты, сверхпопулярной во всем мире вне зависимости от благополучия и развития страны или территории.