Северное сияние - [21]

Пушкин расхохотался так заразительно, что никто не мог удержаться от смеха.

— Мы ведь были с ним в одном полку, — вспомнил Волконский, — он и тогда отличался склонностью к бретерству и большими претензиями на ум и красоту.

— Уваров не без первого, но вовсе без последней, — добавил Денис. — Так эти самые супруги задумали повести на меня лобовую атаку во главе с одной весьма соблазнительной вдовой. Как старый партизан, я покуда неуловим, но…

— А брат Катерины Сергеевны все еще в Варшаве? — перебил Волконский

— Да, представьте, с царем не ладил, а Константин Павлович сделал его адъютантом и души в нем не чает.

— Я считаю Лунина не только другом Марса, Венеры и Вакха, — сказал Пушкин, и веселое выражение его лица сменилось задумчивым, — но все, что мне о нем известно, заставляет меня почитать его умнейшим человеком нашего времени. Многое в этом гусаре напоминает мне другого гусара — моего Чаадаева. Но, находясь ныне в чужих краях, Чаадаев погрузился в изучение философических наук. Лунин же с давних пор занят мыслью о переустройстве политического строя нашего отечества.

— И даже всего человечества, — попыхивая трубкой, прибавил Василий Львович.

— Сегодня, Денисушка, ты увидишь еще одного из плеяды замечательных людей, — серьезно продолжал Пушкин. — Сюда приехал Пестель. Что за революционная голова!

Денис, отбросив салфетку, положил свою большую руку Пушкину на плечо

— Не унимаешься, Алексаша?

— Неуимчив от природы, — усмехнулся Пушкин, — в этом недостатке меня еще нянька упрекала.

Денис все так же пристально всматривался в лицо Пушкина. Потом притянул его за плечи и крепко прижал к груди:

— А хорошо, что мы с тобой здесь встретились! А то я собрался было писать к тебе с жалобами на Сенковского: послал я ему в «Библиотеку для чтения» свои вирши, а он их так «исправил», что, ей-богу, я сам себя не узнал… С литерой «ять» у меня, конечно, давние нелады. Но уж, что касается…

— Сенковскому учить тебя русскому языку, — снова повеселев, перебил Пушкин, — все равно как бы евнух взялся учить Потемкина…

— Васенька, прикажи, милый, «Vin de graves» note 6 бутылочку, — попросил Денис Василия Львовича.

Тот вышел.

В коридорах и по всей анфиладе парадных комнат горели люстры, и слуги, осторожно ступая по натертому паркету, разносили подносы с прохладительными напитками, мороженым и фруктами.

Спускаясь по витой лесенке, Василий Львович столкнулся с Машей Раевской.

— Пушкин у вас? — спросила она.

Василий Львович оглядел ее от прически с высоко подобранными локонами до белых бальных башмачков.

— Очень мила, — похвалил он. — И платьице и эти бутоны в прическе. А поэта я сейчас позову.

Он вернулся в кабинет, и через минуту Пушкин быстрой и легкой поступью шел Маше навстречу, натягивая на ходу белые перчатки.

— Я опасалась, что вы забудете о том, что нам с вами идти в первой паре, — с улыбкой сказала Маша. — И тогда мне опять влетело бы от maman.

— Опять? — наклоняя к ней лицо, спросил Пушкин. — За что же в первый раз?

— Зачем я Олизару отказала в мазурке.

— А как Софья Алексеевна узнала об этом?

Маша бегло взглянула на Пушкина.

— Аглая слышала, как я вам обещала мазурку… Ну, и сказала маменьке.

— Ах, так вот она как… — начал Пушкин, и что-то недоброе промелькнуло в его лице.

Маша поспешила переменить разговор.

— Элен нынче необычайно оживлена, — сказала она о сестре, — вы, верно, заметили еще давеча за обедом?

От Пушкина тоже не ускользнуло, что третья дочь генерала Раевского, так не похожая на остальных членов семьи ни своим мечтательно-мягким характером, ни белокурыми волосами и голубыми глазами, во время обеда была действительно очень оживлена. Соседом ее слева был Пестель. Когда он обращался к ней, что-то светлое и горячее, как солнечные блики, скользило по энергичным чертам его лица.

— Элен, конечно, была увлечена соседом слева, — сказал Пушкин. — Оно и немудрено: Пестель интересен до чрезвычайности. Это один из самых оригинальных умов, которые я знаю. Зато ее сосед справа был целиком захвачен моей прекрасной собеседницей.

Пушкин выразительно поглядел на Машу. Она слегка покраснела:

— Волконский, точно, занимателен. Он рассказывал о своих путешествиях забавные истории. Но мое внимание было отвлечено поведением моего несносного vis-a-vis…

— А что я? — задорно повел плечами Пушкин.

— Будто вы не знаете! — укоризненно ответила Маша. — Все заметили, что вы ссорились с Аглаей. Вы оба так горячились…

Когда они проходили через гостиную, гувернантка, мисс Матен, отозвав Машу в сторону, заговорила быстро и взволнованно. При этом кончик ее крючковатого носа шевелился так, словно она клевала им что-то.

Поджидая Машу, Пушкин остановился у одной из колонн, отделяющих гостиную от танцевального зала.

Рядом, за карточным столом, слышался зычный голос князя Федора Ухтомского:

— Нет, в самом деле, далась им эта Россия! Брали бы пример с меня. Весь мир для меня — усадебный дом со всяческими удобствами. К примеру, Англия — фехтовальный и для иных гимнастических упражнений зал. — Князь бросил карты на сукно и загнул палец. — Затем Германия — кабинет для занятий филозофических. Франция — салон политический, — загнул он еще два пальца.