Северное сияние ее глаз - [50]

Стучавший ждет. Он не торопит.

Открывая дверь, Инга понимает, что забыла надеть тапочки — и стоит на холодном линолеуме босиком, с некрашеными ногтями. Но эта мысль по-детски глупа. Потому что за дверью стоит Он.

Он улыбается. Челка по-прежнему скрывает один глаз. Сигареты уже нет, но Инга все равно смотрит на уголки его прекрасных губ. Потом она видит в его руке букет роз. Прекрасный букет ярко алых роз.

— Как?.. — выдыхает она, ощущая, что теряет драгоценные секунды.

(Надо хватать его за ворот белоснежной рубашки и тащить по коридору в комнату, на кровать!)

— Я же говорил, что мы еще встретимся, — улыбается он в ответ, — решил не тянуть с этим.

(Надо хватать его за ворот белоснежной рубашки и тащить по коридору в комнату, на кровать!!)

— Но я же не говорила вам ни своего адреса, ни имени, ничего! Откуда?!

(Надо хватать его за ворот белоснежной рубашки и тащить по коридору в комнату, на кровать!!!)

— Да я у вас и не спрашивал. — Отмахивается он, — держите, это вам.

(Надо хватать его за ворот белоснежной рубашки и тащить по коридору в комнату, на кровать)

Она берет розы — небрежно, хотя любуется их красотой и потом, быть может, вспомнит о них — ощущает, что они пахнут его туалетной водой. Или, быть может, это его туалетная вода пахнет розами.

Она кидает розы на подставку для обуви.

А потом хватает его за ворот белоснежной рубашки (с треском рвутся пуговицы, но никто не замечает) и тащит его по коридору в комнату (а он стягивает туфли и швыряет их в сторону), на кровать.

На кровать.

И уж там он знает что делать.

Уж поверь…"

Далее страницы из тетради вырваны.

ОН.

1.

За гранью мира, тепла и света.

Снилось, как я бегу по дороге. И под ногами уже не асфальт, а песок. По обочинам — кофейные автоматы, газетные киоски, мусорные баки, деревянные лавочки. Позади — солнце. Впереди — темнота. И солнечные лучи гонятся за мной, в надежде сцапать и ослепить. Как хищные животные, загоняющие жертву. Как маньяки-убийцы из фильмов ужасов. Как много кошмарных видений из моей жизни.

И я чувствую, что холод пробирает до костей, а спасительная темнота все отступает, насмехаясь. И изо рта идет пар. А я бегу, задыхаясь. Бегу к своей мечте. Моя мечта — в темноте. Может быть, моя мечта и есть темнота. Я всю жизнь стремился к ней, прятал глаза от солнечного света, скрывался за плотными шторами в отелях, гостиницах, квартирах. Моя мечта, черт возьми, вечная полярная ночь. Мой Рай. Моя конечная точка.

Я поднимаю глаза всего лишь на мгновение, но этого достаточно, чтобы увидеть очертания города сквозь туман. Города, который находится на самом краю света, где-то возле Ледовитого океана.

Может ли быть у человека две мечты? Целая пара несбывшихся желаний? Наверное, да. Хотя не могу сказать наверняка. Ведь во сне все так неопределенно. Я бы хотел ответить на этот вопрос более точно. Я почти наверняка знаю ответ. Я пытаюсь поймать ускользающую мысль…

Но сейчас я просыпаюсь.

2.

У изголовья кровати сидела Екатерина. Уставшая. С взглядом светлым, словно раннее северное солнце, и тяжелым, будто солнце это катилось с крутой горы, собираясь сжечь меня и мои глаза в один миг. От Екатерины пахло валерьянкой, духами, шампунем, вином. Увидев, что я открыл глаза, Екатерина улыбнулась. Как-то печально, словно близкий человек прощался со мной, зная о том, что видит меня в последний раз.

— Сейчас вы не похожи на врача, — сказал я слабо.

— Вы же тоже не похожи на больного, — отозвалась она. Голос Екатерины дрожал. Видимо, она много плакала в последнее время. Я поймал себя на мысли, что давно не видел Екатерину.

Ведь сегодня воскресенье? (Я посмотрел на окно, но его плотно закрывали белые жалюзи). Вечер воскресенья, так?

— Я-то еще как похож! Посмотрите на меня. Лежу тут, с руками… Голова раскалывается, во рту пересохло, капельница какая-то…

Я попытался поднять руку и обнаружил, что крепко привязан к койке.

— И глаза болят, — пожаловался я.

— Еще бы. Мне сказали, что вы выскочили из больницы с такой скоростью, словно собирались побить мировые рекорды на короткой дистанции.

Я улыбнулся. Кожа на губах потрескалась — улыбаться оказалось чрезвычайно больно. Но я все равно улыбнулся, потому что женщина-врач мне нравилась. И как женщина и как врач. От нее веяло каким-то… доверием, что ли?

— Долго меня тут будут держать?

Екатерина не ответила, опустив взгляд. Я продолжил:

— Все молчат, никто ничего не хочет говорить. Я вчера спрашивал, смогу ли я выйти до среды, но так и не понял. Смогу или нет?

Я пытливо заглянул в глаза Екатерины. Она неловко ускользнула от моего взгляда, переключившись на созерцание пола. А затем вдруг произнесла:

— Я прочитала один ваш рассказ… из тех, которые в тетрадях… про девочку, играющую с судьбой. Он ведь не до конца написан, верно?

Я ответил не сразу, подумал немного, собирая сумбурные мысли.

— У меня не хватило времени дописать.

— Но вы же знаете, чем там все закончилось?

— Знаю. Я дослушал ее рассказ, прежде чем уйти… Несчастная девушка.

— Несчастная?

— Да, именно несчастная. А что, скажите, хорошего могло с ней произойти? Вы думаете, что я пишу сказки? Это только в сказках все хорошо заканчивается. А в настоящей жизни… или не заканчивается никак, или плохо. Всегда есть продолжение. Нельзя поставить точку и сказать "конец". Верно же?