Северная корона - [13]

Совсем стемнело. Замерцали звезды. В зените Лебедь распластал по Млечному Пути алмазные крылья. Снежный гребень хребта, словно вытянутое фосфоресцирующее облако, парил в темно-фиолетовом небе над черной щетиной горного леса, От него тянуло холодом. Долина засыпала под убаюкивающее бормотание реки.

Лева сидел, задумчиво глядя на костер. Изредка он подбрасывал в него сухие ветки. Тогда огонь, вспыхивая с новой силой, освещал палатку. Над ее входом, на полотне, красовался черный силуэт змеи с широко разинутой пастью — эмблема похода. Ее нарисовал Игорь. Сейчас он ощипывал подстреленных Прохором кекликов, а Прохор у костра старательно протирал ружье.

— Я за водой пошла. — Тата взяла ведро и опасливо покосилась на чернеющие невдалеке кусты. — Кто со мной?

Алексей, помогавший Васе при свете карманного фонарика заправлять машину, обернулся:

— Лев, хватит баклуши бить! Отправляйся за водой.

— Ха, баклуши! Кому-то надо же следить за костром. — Лева нехотя поднялся и подошел к Тате. — О, синеокая! Разрешите быть вашим телохранителем и водоносом, — произнес он, прикладывая руку к сердцу.

— Тоже мне, рыцарь нашелся! — усмехнулась Тата. — Бери-ка ведро и пошли!

Ощупью продираясь через кусты, они подошли к берегу. Перед ними, едва видная во мраке, мчалась река. Лева шагнул было вперед, но Тата схватила его за руку:

— Осторожно, не сорвись!

Прищурив близорукие глаза, Лева с трудом разглядел усеянный валунами крутой спуск. «Этого еще не хватало! — с неудовольствием подумал он. — Тут и башку недолго сломать». Нащупав ногой устойчивый камень, он встал на него и осмотрелся. К его радости, спуск оказался небольшим. Вода плескалась рядом. Лева протянул руку:

— Давай ведро!

— Чего? — переспросила Тата. Шум реки заглушал Левин голос.

— Ведро, ведро давай! Воды наберу.

— Держи!.. Помоги, я слезу.

Тата скользнула вниз. Лева подхватил ее на руки и едва устоял.

— Ой! — Тата невольно обхватила его за шею, и как-то получилось, что их щеки соприкоснулись.

Леву словно жаром обдало. Незаметно коснувшись губами ее волос, он осторожно опустил Тату на камень.

— Ох и дура же я! — воскликнула она, одергивая курточку. — Ну разве можно так соскакивать! Вот бы искупались оба!

Лева облизнул пересохшие губы и перешел на шутливо-развязный тон, который, как ему казалось, нравился девушкам.

— Неужели ты могла допустить, что эти твердые мужские руки не удержат свалившееся к ним в объятия рыжее сокровище!

— Молчи уж, силач Бамбула! Сам хорош! — рассмеялась Тата и больно дернула его за рыжий хохол.

Набрав ведро воды, она сбросила курточку и стала умываться. Лева присел рядом на камень.

«А неплоха! Конечно, не писаная красавица, но, пожалуй, лучше тех, которыми я, бывало, увлекался, — думал он, глядя на белеющие в темноте Татины руки. — И держится запросто. Вот хотя бы сейчас. Пошла вдвоем, обняла вроде бы нечаянно… А может быть, и с умыслом? Что, если устроить маленькую проверку?»

С бьющимся сердцем он встал и взял девушку за оголенные плечи. Тата быстро выпрямилась:

— Ты что?

Лева оробел, но отступать было поздно.

— Скажи, ты веришь в любовь с первого взгляда? — проговорил он. «Ох и глупость порю!» — мелькнуло в голове.

Тата вздохнула и, словно угадывая Левины мысли, ответила:

— Ну и дурак, же ты! — Потом сбросила его руки с плеч и уже с сердцем добавила: — Пошляк! А я-то думала…

Закинув руки за голову, Тата лежала на соломе в кузове машины. То ли ее возбудила новизна дорожных впечатлений, то ли мешало ворчание реки, но спать не хотелось. Погас костер. Тьма окутала долину, заволокла поляну со Святым камнем, палатку, куда забрались на ночь парни. И только звезды, яркие, сочные, блестели над головой, да оледенелые пики, как туманные призраки горных духов, неясно выделялись на фоне ночного неба.

Тата перебирала в памяти события последних дней. Как неожиданно все сложилось! Собиралась ехать на юг, загорать, купаться в Черном море, вместо этого несет ее нелегкая в несусветную глушь. И что в пустыне хорошего? Какие-то древние развалюхи. Век бы их не видеть!.. А все Игорь! Он всегда без ума от любой экзотики, вот и вовлек ее в рискованную поездку.

Тата недовольно поморщилась. Сначала она думала, что все будет не таким уж трудным, а на деле получается другое. Газик довезет их только до границы песков, дальше пойдут караваном. Еще, чего доброго, придется ехать на верблюде… От одной такой мысли ей стало не по себе. Она видела верблюдов только в зоопарке, и нельзя сказать, чтобы при виде их пришла в восторг. Неужели придется сесть на такого грязного урода? Еще блох от него наберешься, а то чего-нибудь похуже. Тате показалось, что по ней уже кто-то ползет.

— Фу, гадость! — почесываясь, проговорила она.

И тут Тата вспомнила, что в гостинице осталась ее коробка с косметическими принадлежностями. Надо же было убрать ее в тумбочку! Не могла поставить где-нибудь на виду.

Настроение испортилось. Подушиться и то нечем. Парни подумают: неряха, не привыкла за собой следить. У Таты даже слезы выступили от досады. Она всхлипнула и зарылась лицом в солому. Она чувствовала себя обманутой, заброшенной в чужую непривычную обстановку и очень несчастной. Правда, пока ничего страшного нет, но все еще впереди. Тата была уверена: чем дальше они будут уходить от цивилизованного мира, тем больше неудобств и опасностей им встретится.