Северная Корея изнутри. Черный рынок, мода, лагеря, диссиденты и перебежчики - [54]

за исключением числа абонентов, но до реорганизации бизнеса коэффициент ее валовой прибыли на среднюю выручку составлял 80 % на каждого абонента, в среднем за квартал платившего примерно 15 долл. США. С учетом почти двухмиллионной абонентской базы обычных подписчиков доля в прибыли, отходившая государству, должна составлять несколько десятков миллионов долларов в год минимум. К этой цифре стоит добавить гигантскую маржу от торговли собственно телефонами, которые продаются в два-три раза выше их реальной стоимости[159]. По данным аудиторской компании Deloitte, общая прибыль от основной деятельности Koryolink в Северной Корее составила 442 млн долл. США наличными. Какую часть этой суммы ОТМТ когда-либо сможет из КНДР вывести, остается главной головной болью руководства компании. Пока что ответ был «ноль».

Тем лучше для северокорейского режима. Но далеко не к любой мобильной телефонии этот режим настолько благорасположен. За последние 15 лет телефоны, обеспечивающие доступ к китайским мобильным сетям в приграничных городах вроде Синыйджу, Хесана или Хверёна, помогли многим из тех, кто жил неподалеку от границы с северной супердержавой (Китаем. — Прим. пер.), изменить свою судьбу. С помощью китайских телефонов можно поговорить с родственниками, живущими в Китае и Южной Корее, организовывать торговые операции, обмениваться информацией и даже подготовить побег.

По этим причинам подключение к китайским мобильным сетям считается в Северной Корее тяжким преступлением. Пойманные на этом во время периодических рейдов рискуют самым суровым наказанием — вплоть до смертной казни[160]. Но властям не стоит надеяться на то, что им когда-либо удастся искоренить эту практику — она приносит слишком большие барыши. Китайские торговцы, переправляющие сотовые телефоны в КНДР в оптовых количествах, просто отстегивают чиновникам определенный процент от сделок, а те, кого ловят на пользовании китайскими телефонами, чаще всего избегают наказания, просто откупившись от властей.

Чиновники даже напрямую ввязываются в этот бизнес. Один из перебежчиков, живших в приграничной зоне, рассказал, что его поймал с китайским телефоном офицер МОБ и заставил заплатить 3000 юаней (то есть примерно 500 долл. США), чтобы не заводить на него дело. Телефон конфисковали, но, поскольку этот перебежчик не мог заниматься кросс-граничной торговлей без мобильной связи, он обратился к тому самому офицеру, который его поймал, и выкупил у него свой телефон за 1800 юаней. Потом — на всякий случай (чтобы оставаться на связи, если его поймают снова) — он купил все у того же офицера еще один китайский телефон чуть дешевле.

В последнее время пользователи китайских мобильных сетей активно переходят на южнокорейские телефоны, что подрывает государственный контроль еще больше — по крайней мере психологически. Причин для смены телефона много, но наиболее важные такие: южнокорейские продукты считаются более модными (это, несомненно, навеяно «Корейской волной» — халлю); они, как правило, лучшего качества — считается, что они обеспечивают лучший прием; у них всегда есть меню на корейском языке. Богатые и те, кто нуждается в хорошем качестве связи для своего бизнеса, все чаще появляются с телефонами от LG или Samsung.

Заработать можно и на предоставлении другим доступа к телефону, подключенному к китайской сети. Больше половины тех, кто звонит из Северной Кореи по китайским телефонам, пользовались чужими аппаратами, поскольку своих у них нет. Подавляющее большинство тех, у кого они есть, позволяют другим звонить с них надежным лицам — за определенную плату, конечно. С близких друзей и родственников, впрочем, денег за это они не берут. Тот факт, что люди теперь достаточно спокойно позволяют другим пользоваться своими нелегальными телефонами, ясно свидетельствует, что северокорейцы в приграничных регионах испытывают гораздо меньший страх перед властями и гораздо меньше опасаются того, что на них донесут. До голода 1990‑х даже родственники могли порой доносить друг на друга — или из боязни, или из-за убежденности в том, что они поступают «правильно». Сейчас дела обстоят уже совсем не так[161].

Правда, люди все еще прибегают к различным мерам предосторожности, совершая звонки. Для того чтобы не дать отследить сигнал телефона, владельцы носят свои аппараты выключенными до тех пор, пока не нужно сделать звонок. С той же целью звонки стараются делать короткими — разговор, превышающий пять минут, уже считается слишком долгим. Некоторые пользуются заранее согласованными шифрами и кодовыми словами, когда обсуждают особенно чувствительные темы вроде побега и перебежчиков.

Некоторые поднимают уровень предосторожности до невероятных высот. Один перебежчик, покинувший Северную Корею в ноябре 2010 года, рассказывал, что каждый раз, когда он звонил по нелегальному китайскому телефону, он включал воду на кухне и надевал на голову крышку от рисоварки. Очевидно, многие в Северной Корее верят в то, что подобные способы защищают от отслеживания сигнала мобильного телефона и от прослушивания. Это показывает, что, несмотря на последние перемены, Северная Корея все еще остается очень закрытым обществом, а в таком обществе в отсутствие должной информации могут распространяться самые диковинные слухи и процветают самые разнообразные теории заговора.