Северная Африка в IV—V веках - [61]
Следует отметить, что в условиях IV в. отказ от оседлого образа жизни и от работы в сельском хозяйстве приобретал особый социальный акцент. Эксплуатация сельских тружеников была в этот период тесно связана с их прикреплением к земле. Рост повинностей и долгов, тяготев-{179}ших над сельским населением, превращал в его глазах труд в проклятие, лишь в средство удовлетворения требований государства и землевладельцев без какой-либо надежды улучшить собственное положение. Проповедь ухода со своего участка ради служения религиозным целям недвусмысленно выражала в этих условиях протест против того жалкого существования, на которое были обречены жители африканских сел.
Бегство агонистиков от полевых работ говорит об их социальном происхождении: в основной своей массе они, несомненно, принадлежали к сельскому населению. Агонистики получали в своей деятельности постоянную поддержку от жителей деревень. Августин пишет, что они «более всего страшны в полях», повсюду изгоняют католических клириков из сельской местности [454]. Об этом же свидетельствует сообщение Августина, что агонистики получали пропитание в крестьянских клетях.
Принадлежа в своем большинстве к сельскому населению, агонистики происходили из различных социально-сословных групп. Очевидно, среди них было немало сельчан, закабаляемых крупными землевладельцами и ростовщиками. Об этом свидетельствует тот факт, что в отдельные периоды агонистики активно выступали против ростовщиков (creditores), отнимали у них долговые расписки [455]. Несомненно, многие агонистики были по своему происхождению колонами. Так, Августин упоминает о колонах, ушедших из имения и присоединившихся к циркумцеллионам [456].
О социальной близости агонистиков к колонам свидетельствует и поддержка, которую они получали от сельского населения, большую часть которого в Нумидии IV—V вв. составляли колоны, и активное участие агонистиков в движениях сельчан contra possessores suos. Августин рассказывает также о беглых рабах, присоединявшихся к агонистикам [457]. На основании этих данных мы можем предполагать, что в движении агонистиков были представлены различные слои эксплуатируемого сельского населения. {180}
Приведенные факты позволяют согласиться с теми исследователями, которые видят в циркумцеллионах-агонистиках демократическую — по своему социальному составу и идеологии — христианскую секту [458].
Совершенно иное понимание термина «циркумцеллионы» распространено в современной западной литературе. В 1934 г. была опубликована статья Ш. Соманя, в которой доказывалось, что циркумцеллионы представляли собой особую социально-сословную группу (ordo) наемных сельскохозяйственных рабочих [459]. Эта точка зрения была принята в ряде последующих работ по истории Римской Африки, а в последнее время ее вновь попытался обосновать Ж.-П. Бриссон [460]. Те исследователи, которые отрицают конфессиональный характер движения циркумцеллионов и видят в них особую социальную группу — наемных сельскохозяйственных рабочих,— опираются на данные декрета Гонория от 412 г. (CTh, XVI, 5, 52), в котором циркумцеллионы упоминаются в качестве одной из категорий лиц, подлежащих наказанию за приверженность донатизму. Поскольку другие категории донатистов, перечисленные в декрете, представляют собой сословные группы (например сенаторы, декурионы, negotiatores, плебеи, а также рабы и колоны), упоминание циркумцеллионов в этом контексте обычно рассматривается как доказательство того, что они составляли особое сословие, официально признанное императорской властью. Декрет подвергает циркумцеллионов, как и различные категории свободных донатистов, денежному штрафу, рабы и колоны, исповедующие донатизм, подлежат первые — «внушению господина», вторые — телесным наказаниям. Из этих положений декрета нередко делается тот вывод, что циркумцеллионы {181} принадлежали по своему происхождению к свободному населению и обладали имуществом. В декрете устанавливается также ответственность прокураторов и кондукторов имений за взимание штрафа с циркумцеллионов. Свободные люди, объединявшиеся в особое сословие, ведшие бродяжнический образ жизни и подчиненные юрисдикции поместной администрации, скорее всего, могли быть кочующими сельскохозяйственными рабочими.
Нетрудно убедиться, что исследователи, защищающие эту точку зрения, вынуждены в той или иной степени игнорировать прямо противоречащие ей данные церковной литературы. Такой прием вряд ли можно признать оправданным, поскольку произведения Оптата и Августина — при всей их тенденциозности и полемических преувеличениях — обладают неоспоримой ценностью источников, вышедших из-под пера современников и участников описываемых событий. Поэтому одного краткого упоминания о циркумцеллионах в декрете 412 г. недостаточно, чтобы опровергнуть все те довольно подробные сведения о них, которые содержатся в произведениях африканских церковных авторов. Как известно, концепция Соманя подверглась обстоятельному разбору и критике в советской научной литературе
