Север и Юг - [12]
− Ты не смогла бы понять, даже если бы я рассказал тебе о том, как год за годом меня тревожила мысль, имею ли я право оставаться священником, о моих попытках подавить свои тлеющие сомнения авторитетом церкви. О, Маргарет, как я люблю святую церковь, от которой я должен отгородиться!
Он не мог продолжить минуту или две. Маргарет не могла ничего ответить. Ей все казалось таким же ужасно таинственным, как если бы отец стал мусульманином.
− Я сегодня прочел о двух тысячах человек, что были изгнаны из своих церквей, − продолжил мистер Хейл, слабо улыбнувшись, − пытался украсть немного их храбрости, но это бесполезно, бесполезно, я не могу не чувствовать это.
− Но, папа, ты хорошо все обдумал? О! Это кажется таким ужасным, таким шокирующим, − сказала Маргарет, внезапно расплакавшись. Единственное крепкое основание ее дома, ее образа любимого отца, казалось, шатается и покачивается. Что она могла сказать? Что могла сделать? Ее расстроенный вид заставил мистера Хейла самого собраться с силами, чтобы попытаться успокоить ее. Он подавил сухие удушливые рыдания, идущие из сердца, подошел к книжному шкафу, взял томик, который читал довольно часто в последнее время, и который дал ему силу вступить на путь, который он уже начал.
− Послушай, дорогая Маргарет, − сказал он, обхватив ее одной рукой за талию. Она схватила его руку и крепко сжала ее, но не могла поднять голову, ни в действительности понять, что он читает, — так велико было ее внутреннее волнение.
− Это слова одного из священников сельского прихода, такого, как я. Они написаны мистером Олдфилдом, священником Карсингтона в Дербишире сто шестьдесят лет назад или больше. Его испытания закончились. Он вел честную борьбу, − последние два предложения он произнес тихо, будто для себя. Потом стал читать громко:
− Когда вы не можете больше продолжать свою работу, не унижая Бога, не сомневаясь в религии, не греша против чести, не раня совесть, не разрушая свой мир, не рискуя потерять свое спасение — словом, когда условия, в которых вы должны продолжать (если вы будете продолжать) свои обязанности, грешны и неоправданны словом Бога, вы можете, да, вы должны верить, что Бог предназначил ваше молчание, ваше отрешение и уход в сторону для вящей Своей славы и торжества слова Евангелия. Когда Бог не желает использовать вас одним образом, Он будет использовать вас по-иному. Душа, что желает служить Ему и почитать Его, никогда не упустит возможность сделать это; к тому же, вы не должны ограничивать себя заветом Израилевым, думая, что у Него есть только один путь, которым вы можете его прославлять. Он может принять ваше молчание так же, как и молитвы; ваш уход так же, как и ваш труд. Прославлять Бога без притворства − есть великая служба и исполнение тяжелейшего долга, что простит наименьший грех, хотя этот грех учит нас и дает нам возможность выполнить этот долг. Не будет тебе благодарности, о, душа моя! если ты примкнешь к извращающим Слово Божье, к дающим ложные обеты, и будешь притворяться, что можешь еще быть священником.
Пока он читал это и намекал на нечто большее — то, что нельзя было выразить словами; он принял решение для себя и чувствовал, что может быть храбрым и твердым в своих поступках, веря, что он прав. Но, замолчав, он услышал глухие судорожные рыдания Маргарет, и его смелость отступила перед острым чувством жалости.
− Маргарет, дорогая! − сказал он, подходя к ней ближе, − подумай о первых мучениках, подумай о тысячах страдавших.
− Но, отец, − сказала она, внезапно поднимая покрасневшее, залитое слезами лицо, − первые мученики страдали за правду, тогда как ты… О! дорогой, дорогой папа!
− Я страдаю во имя совести, мое дитя, − сказал он с трепетным достоинством, которое происходило от острой чувствительности его характера.− Я должен делать то, что велит мне моя совесть. Я долго мирился с самобичеванием, которое пробудило бы любой ум, менее вялый и трусливый, чем мой.− Он потряс головой, продолжив: − Твоя бедная мать так желала перемен, но ее желания оказались подобны содомским яблокам, они привели меня к этому трудному решению, за которое я должен быть и, надеюсь, буду, благодарен. Уже почти месяц, как епископ предложил мне другую должность. Если бы я принял ее, мне нужно было бы составить новое заявление о согласии с правилами богослужения в моем приходе. Маргарет, я пытался сделать это. Я пытался удовольствоваться простым отказом от повышения, тихо оставаясь здесь, заглушая голос моей совести. Да простит меня Бог!
Он встал и заходил туда-сюда по комнате, жестоко порицая себя, но Маргарет его почти не слышала. Наконец он сказал:
− Маргарет, я вернусь к прежнему печальному известию — мы должны покинуть Хелстон.
− Да, я поняла. Но когда?
− Я написал епископу, смею сказать, я рассказал бы тебе все, но я забываю сейчас некоторые вещи, − сказал мистер Хейл, упав духом, как только разговор зашел о прозе жизни, − я написал ему о своем намерении уйти в отставку. Он был достаточно добр, он уговаривал меня, но все бесполезно, бесполезно. Я пытался внять его словам, но не смог. Я вынужден снова просить об отставке, я дождусь епископа, чтобы попрощаться с ним. Это будет испытанием, но хуже, намного хуже будет расставание с моими дорогими прихожанами. Уже назначен помощник приходского священника, некий мистер Браун. Он приедет завтра и остановится у нас. В следующее воскресенье я проведу свою прощальную службу.
В 1871 году литературный критик «Отечественных записок» М. Цебрикова, особо остановившись на творчестве Гаскелл в своей статье «Англичанки-романистки», так характеризовала значение «Мэри Бартон» и других ее социальных произведений: «… Сделать рабочий народ героем своих романов, показать, сколько сил таится в нем, сказать слово за его право на человеческое развитие было делом женщины».
Классический викторианский роман Элизабет Гаскелл (1810–1865) описывает любовный треугольник на фоне прибрежного английского городка в бурную эпоху Наполеоновских войн. Жизнь и мечты красавицы Сильвии и двух ее возлюбленных разбиваются в хаосе большой истории. Глубокий и точный анализ неразделенной любви и невыносимой пропасти между долгом и желанием. На русском языке публикуется впервые.
Элизабет Гаскелл (1810–1865) — одна из знаменитых английских писательниц, наряду с Джейн Остин и Шарлоттой Бронте. Роман «Руфь», опубликованный в 1853 году, возмутил викторианское общество: это одно из немногих англоязычных произведений литературы XIX века, главной героиней которого становится «падшая женщина». Роман повествует о судьбе девушки из бедной семьи, рано оставшейся сиротой. Она вынуждена до конца своих дней расплачиваться за любовь к аристократу. Соблазненная и брошенная, Руфь рожает незаконного ребенка.
Талант Элизабет Гаскелл (классика английской литературы, автора романов «Мэри Бартон», «Крэнфорд», «Руфь», «Север и Юг», «Жёны и дочери») поистине многогранен. В повести «Кузина Филлис», одном из самых живых и гармоничных своих произведений, писательница раскрывается как художник-психолог и художник-лирик. Юная дочь пастора встречает красивого и блестяще образованного джентльмена. Развитие их отношений показано глазами дальнего родственника девушки, который и сам в неё влюблён… Что это – любовный треугольник? Нет, перед нами фигура гораздо более сложная.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Начнем с того, что Крэнфордом владеют амазонки: если плата за дом превышает определенную цифру, в нем непременно проживает дама или девица.» (Элизабет Гаскелл)В этой забавной истории, наполненной юмором и яркими запоминающимися персонажами, Элизабет Гаскелл рисует картину жизни небольшого английского городка середины XIX века.«Крэнфорд», воплощая собой портрет доброты, сострадания и надежды, продолжает и сейчас оставаться в странах английского языка одной из самых популярных книг Гаскелл. А обнародованное в 1967 году эпистолярное наследие писательницы показало, как глубоко и органично связана эта книга с личной биографией Гаскелл, со всем ее творчеством и с ее взглядами на искусство и жизнь.Перевод И.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.