Севастопольский бронепоезд - [29]
Глава IX. Над пропастью
Третий день нашей боевой деятельности. А кажется, что мы воюем уже давным-давно. Да это и не удивительно. С рассвета до поздней ночи бронепоезд ведет огонь по врагу, то и дело меняя позиции.
В этот день, как и вчера, командир решил вести стрельбу сначала только из минометов и с этой целью встать на позицию еще до рассвета, более тщательно замаскировать бронепоезд.
Еще не взошло солнце, когда лейтенант Молчанов вызвал огонь. После полутора десятков минометных залпов по вражеской пехоте, пытавшейся атаковать высоту 165,4, огонь был перенесен на шоссейную дорогу. Там лейтенант Майоров заметил колонну фашистов с обозом. А еще через некоторое время мы открыли огонь по переднему краю противника восточнее деревни Дуванкой.
Все шло хорошо, артиллерия противника молчала, видимо, еще не определила, откуда ведется огонь.
Головин поднес к глазам бинокль и начал осматривать передний край нашей обороны, И вдруг нахмурился. Мы поняли: что-то неладное.
Так и есть. Высота 165,4 вся окуталась разрывами мин и снарядов. Значит, противник снова начал артиллерийскую [85] подготовку. За нею последует новая атака.
Командир приказал приготовиться к открытию заградительного огня.
Артиллерийская подготовка немцев длилась минут двадцать. Наши орудия и минометы нащупывали фашистские батареи. Но вот разрывы на высоте прекратились, и к ее подножию устремилась вражеская пехота. В ту же минуту на ее пути возник вал огня наших орудий и минометов. Фашистские цепи рассеялись. Но в этот же момент сквозь грохот орудийных залпов послышалось гудение самолетов.
— Воздух! — скомандовали наблюдатели.
Это было уже настоящей охотой. Для гитлеровцев бронепоезд, как бельмо на глазу, вот и посылают они самолеты, чтобы разбомбить, уничтожить, раздавить «зеленый призрак».
— Отразим воздушный налет, затем сменим позицию, — передал командир корректировщику.
Но на передовой взмолились:
— Не прекращайте огня!
Да, опасное положение создалось у высоты, и командир решил: атаку авиации отражать зенитными пулеметами и одним орудием, не прекращая огневой поддержки морских пехотинцев.
Воздушный противник учел вчерашнюю ошибку, взял упреждение, но опять просчитался.
Но тут нас снова нащупала вражеская артиллерия. Снаряды и мины падают в нескольких метрах от бронепоезда. Всем, кто не занят у орудий, приказано укрыться в казематах. Когда атака фашистской пехоты была отбита, в укрытия ушли все.
В казематы то и дело доносились гулкие удары близких разрывов. Платформы раскачивались на рессорах, как на волне, осколки со звоном и визгом отскакивали от брони, а бронепоезд, как завороженный, стоял целым и невредимым: ни одного прямого попадания не удалось сделать гитлеровцам.
Получив от корректировщиков подтверждение о действенности артогня бронепоезда, командир приказал выходить на запасную позицию.
Противник как будто немного успокоился. Но через час, когда мы были в другой выемке, снова стали поступать требования об огневой поддержке. [86]
Повторилось буквально все, как было в первую артиллерийскую подготовку. Мы начали стрельбу, через несколько минут враг открыл огонь по нашей позиции. Атака пехоты была отбита, и капитан Саакян дал команду выйти из-под обстрела.
На этот раз авиация не мешала нам: то ли мы быстрее обычного отбили атаку пехоты, то ли самолеты опоздали с вылетом.
Но испытания еще ожидали нас. Когда бронепоезд был на полпути ко второй выемке, его настигла шестерка «юнкерсов». Мы поставили заградительный огонь.
Рвутся в небе снаряды, трассы пулеметных очередей проходят впереди под самолетами, а они снова и снова заходят на бомбометание.
Я распоряжаюсь пулеметчиками, а сам с тревогой слежу за самолетами.
От головного бомбардировщика отделилось несколько черных «капелек». Докладываю командиру. Но он и сам видит падающие бомбы.
— Тормоз! — командует капитан.
И вовремя!
Бомба упала на полотно в нескольких метрах от паровоза. Перебила правый рельс, разворотила несколько шпал. Паровоз с неподвижными колесами, намертво зажатыми тормозными колодками, медленно наползает на дымящуюся воронку, кренится.
Мороз подирает по коже: все пропало!
Но нет, не свалился наш локомотив! Висит двумя передними скатами над ямой. Упади бомба немного ближе или подай командир команду на секунду позже — произошло бы непоправимое.
Кругом установилась какая-то особенная тишина. Все застыли в оцепенении. Слышно лишь, как гудит пламя в паровозной топке, да издали доносятся раскаты боя.
Командир, комиссар и лейтенант Головенко — наш «главный железнодорожник» — соскочили на насыпь, склонились над воронкой. Головенко даже спустился в нее, сидит на корточках, ощупывает конец рельса и размочаленные шпалы, заглядывает под паровоз.
— Аварийная тревога! — распорядился командир.
За работу взялся весь экипаж. На бронеплощадках [87] остался только один орудийный расчет да несколько пулеметчиков на случай отражения нового воздушного нападения. Я тоже с ними. Тяжело быть без дела, когда другие трудятся изо всех сил. Оттого и кажется, что и время тянется томительно медленно.
Но, хотя все мое внимание сосредоточено на секторе наблюдения, все же урывками я вижу, как быстро и споро работают матросы.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.