Севастополь в огне. Корабль и крест - [51]

– Не знаю. Дозвольте этого пристрелить.

– Да ты с ума сошел! Это военнопленный! – заявил Кухаренко.

– Это турчин.

– Брось даже думать об этом! Мы ведь не нехристи какие!

– Дозвольте пристрелить! – упрямо повторил Даниил.

– Петр! – крикнул за дверь Кухаренко.

Вестовой вошел и вытянулся перед полковником.

– Забери сего турка и представь по команде.

– Слушаюсь!

Петр подошел к Даниилу и хотел было увести турка, но серб держал того правой рукой за рукав так, что даже пальцы у него онемели, и не отпускал.

– Вцепился в него, как клещ! Отставить! – сказал Кухаренко и сам взялся за турка.

Даниил разжал руку, и Петр повел пленного из комнаты. На пороге турку стало плохо, он споткнулся, вдруг поджал обе ноги и повалился на пол.

– Да вставай, басурманин. Не боись, не кокнут тебя, – проворчал Петр, вытаскивая турка из хаты.

– Садись! – сказал Кухаренко Даниилу и сам сел за стол. – Сейчас мы с тобой щец да о делах наших невеселых подумаем. А душегубствовать, это ты брось. Да снимай уж мешок свой. За рубахой твоей пошлем сейчас.

Но Даниил по-прежнему не сходил с места, будто все еще держал своего заклятого врага в руках.

– Они моему отцу голову пилой отхватили. Я сам, мама, сестра за оградой лежали, все видели. Отец поп был. Мама через два дня умерла.

Кухаренко перекрестился.

– Господи, прости нас! Что же это за люди такие!

– Турчины! Надо было пристрелить.

– Это ты брось! – прикрикнул на него Кухаренко. – Везде люди есть. Среди турок тоже.

Даниил недоверчиво покачал головой.

Петр шел по улице, широко размахивая руками по своей привычке. Лицо его вдруг осветилось улыбкой. У калитки, покусывая травинку, стоял Соломон. Петр явно был рад его видеть.

– Соломон, премудрая голова! Как тебя Господь милует? – сказал Петр, остановившись рядом с ним.

– Вашими молитвами. Далеко ли вы были?

– Турка по команде определял.

– Какого такого турка?

– Это дело довольно интересное, – начал рассказывать Петр. – Это его серб наш пленил. Видишь ли, с той батареей беда у нас вышла. Теперь у нас разбирательство, кто и как узнал.

– Много ли известно?

– Того не знаю, но сейчас господин полковник с нашим сербом совет держат и непременно это дело разрешат. Я вот тоже хожу, маракую.

– А что, Петр Алексеевич, не хотите ли пойти ко мне угоститься? Получил я сардины удивительные. Райское наслаждение! – Соломон поцеловал кончики пальцев.

– Это можно. Сейчас мне смена будет. Где же ты их, царь иудейский, раздобыл?

– Это мой маленький коммерческий секрет. Да и ром я получил, настоящий, ямайский.

Штольни между Балаклавой и Севастополем, Крым

Коридор штольни, по которому быстро уходили пластуны, неожиданно стал расширяться, а на стенах появился старинный кованый крепеж. Али поднял свой факел повыше и увидел, что у галереи появился ровный свод, облицованный темным камнем.

– Думаю, что это путь к выходу, – сказал Биля, осматриваясь.

– Дал бы Господь! Но у нас теперь и другие заботы есть, – проговорил Кравченко, взялся за ствол английского ружья, размахнулся и ударил прикладом о стену. Тот отлетел в сторону и гулко шлепнулся на камни. Чиж и Вернигора, которые несли на плечах по несколько таких же английских винтовок, сбросили их и сделали с ними то же самое.

– Щепу соберите, пригодится нам, – сказал Кравченко, поднимая с земли длинный, похожий на нож, осколок приклада.

Севастополь, Крым

Кухаренко уныло смотрел в старую, затертую газету, лежащую перед ним на столе. Они с Даниилом только что отобедали. Никифор поставил их миски одну в другую и собирался унести.

– Двадцать раз ее уж перечитал, – сказал Кухаренко и ткнул пальцем в газету. – Вот ежели бы кто привез свежих, то, ей-богу, озолотился бы. Надо Соломону сказать. – Полковник погрузился в чтение знакомых статей, но вдруг замер, а затем вскочил на ноги так резко, что повалил свой стул на пол. – Никифор, где Петр? – закричал он.

Денщик вздрогнул от такой неожиданности и осторожно ответил:

– Так он как раз с Соломошей и ушел. Сменил я его, а они как есть приятели. Вроде как хотели по маленькой принять.

Кухаренко уже собирался, проверял два кавказских пистолета.

– Со мной пойдешь! – бросил он Даниилу, который с легким изумлением наблюдал за происходящим.

Серб с готовностью поднялся.

– Ты не знаешь, куда они пошли? – продолжал Кухаренко расспрашивать Никифора, который снова попытался взяться за миски.

– Доподлинно нет, а так он его все в свою лавку водит.

– Да где она стоит? Ты, Никифор, тоже со мной пойдешь. Винтовку бери.

– Это мы можем. Да где-то у Девичьей батареи, которую гулящие девки строили. Доподлинно не знаю.

– Бегом туда!

– Петр говорил, что вывеска у нее еще такая чудная. Арап там хомуты мечет.

Через несколько минут Кухаренко, Даниил и Никифор уже бежали вниз по улице.

Штольни между Балаклавой и Севастополем, Крым

Ньюкомб посветил вверх. Старинный кованый крепеж для факелов изгибался незамкнутым кольцом. Его тень была похожа на змейку. Колонна англичан опять медленно ползла по штольне. Ньюкомб опустил факел и поднял с земли осколок разбитого приклада.

Пехотинцы, идущие впереди, жались друг к другу, тревожно смотрели вперед и по сторонам. Солдаты прекрасно понимали, что с факелами в руках они в этих темных коридорах были лучшей на свете мишенью. Один из них не заметил, как наступил на маленькую дощечку, к низу которой был прикреплен кусочек тлеющей ткани. Дощечка опустилась на запальный шнур, который тихо вспыхнул. Огонек побежал куда-то вперед.