Севастополь в огне. Корабль и крест - [38]

Грозные морские орудия сейчас были отодвинуты от амбразур, закрытых веревочными сетями. На некоторых из них прицельные приспособления были уже разбиты и заменены на самодельные конструкции из деревянных колышков. Да и станки орудий, расщепленные и побитые, были залатаны наскоро, тем, что попалось под руку. Мелом были отчеркнуты на станинах основные направления ночной стрельбы.

Но канониры Черноморского флота по-прежнему, как рукой, клали ядра в норы знаменитого французского инженера Ноэля, который вел минную войну с севастопольскими бастионами. Эту схватку ему было суждено позорно проиграть. Прежде всего это произошло потому, что армия союзников в этом технически была далеко позади русской. Французские минеры все еще поджигали свои снаряды, набитые порохом, и ждали, пока догорят фитили. В это время русские уже посылали навстречу им электрическую искру. Здесь, под Севастополем, его защитниками были впервые применены и противопехотные мины с химическими взрывателями.

На бастионе сегодня царило относительное затишье, посвистывали пули, и только изредка в бруствер ударяло что-то серьезное. Но вся земля под ногами защитников бастиона была уже изрыта ядрами, гранатами и бомбами так, что по ней трудно стало ходить. Кругом валялись щепки разных размеров, осколки бомб, разбитое оружие, скамейки, сломанные банники.

В углу бастиона лежали грудой мусор и осколки. Под полотнищем рядом дожидались отпевания и погребения несколько трупов.

В горле бастиона, на выходе из него несла свою вахту каронада, небольшая морская пушка. Справа от нее виднелся вход в блиндаж. Над ним торчали из-под насыпи торцы могучих корабельных сосен, доставленных сюда со складов Черноморского флота, теперь опустошенных полностью. На столбе у входа была укреплена икона святителя Николая, украшенная полевыми цветами.

Рядом с блиндажом дымила печурка, сложенная из кирпича, на ней булькал котел с кулешом, который неторопливо помешивал кашевар.

С правого фаса, заметного отсюда, время от времени доносился голос сигнальщика.

Он по пояс высунулся из-за каменного зубца, упер медную трубу в бок, следил за полетом вражеских снарядов и покрикивал:

– Пушка на Парижскую! Маркела на Кривую пятку!

Разномастная группа защитников бастиона, по одежде которых уже трудно было различить рода войск, собралась меж двух орудий. Один из них покуривал трубочку, сидя на корточках, другой приспособил сигнальный барабан под спину, некоторые просто прилегли прямо на земле. Лица у всех были посечены осколками камней, руки черны от земляных работ. Грязные рубашки, патронные сумки через плечо. Белые ремни перевернуты и вымазаны ваксой, чтобы вражеским стрелкам трудно было рассмотреть их. Тесаки на боках, на головах фуражки в белых чехлах. На ночь солдаты снимали их. Они сразу заметили, что в темноте пули охотно находят любое светлое пятно. На некоторых накинуты шинели, прозванные севастопольскими. К ним спереди, от плеч до пояса были пришиты патронташи серого сукна, из которых торчали бумажные патроны.

Защитники города вели тихий разговор:

– Как дал я ему, братцы, в упор, так он три раза и перекувыркнулся.

– А мне англичанин наладил штыком в брюхо, но успел я вывернуться, да сам его и полоснул. Завизжал он, как свинья.

– Пушка, на второй бастион! – раздался крик сигнальщика.

– Братцы, а к нам француз в ров свалился. Деться ему некуда, так он ружье бросил, руки задрал да так жалостно головой замотал. Что ж, хоть и супостат, а пардон дать надо. Вытащили мы его на бастион, он сразу и повеселел, братцы, рассмеялся. Ему ведь тоже жить хочется.

– Бить надо эту саранчу насмерть!

– Они тоже ведь солдаты. У них служба, как и у нас.

– Ребята, гляди!

Веревочная сетка на амбразуре зашевелилась, в нее явно кто-то пытался пролезть. Солдаты вскочили на ноги, схватились за оружие.

– Братцы, турок! – раздался встревоженный голос.

Невысокий солдатик, который сидел под самой амбразурой, уже было замахнулся прикладом и собирался ударить странного, покрытого пылью человека, но тот успел перевалиться вниз, на землю, изрытую осколками. Одежда на его правом плече была разорвана, сабельная рана, прошедшая от плеча наискосок по стене, сильно кровила. Это был Даниил.

– Какой турок? Я пластун! – встав на ноги, сказал Даниил.

– Гляньте, по-нашему говорит!

– Да где же пластун? На вид турок самый настоящий.

– Да он ранен, глянь, плечо у него посечено.

– Маркела наша! Берегись! – закричал сигнальщик изо всей силы и затрубил.

Раздался свист подлетающего снаряда. Тяжелая бомба, выпущенная из мортиры, рассыпая искры из трубки, влетела на бастион и взрыла землю, почти полностью скрылась в ней. Те защитники города, которые были ближе других к этому месту, совершили, казалось бы, самый глупый, смертельно опасный поступок. Они бросились прямо к бомбе и залегли почти вплотную к ней. Остальные разбегались кто куда, толкались по углам и на входе в блиндаж.

Один только Даниил, мертвенно побледневший, остался стоять на ногах.

Трубка мортирного снаряда, как это всегда бывает перед самым взрывом, перестала выбрасывать искры и как бы потухла. Теперь из нее тянулся легкий синеватый дымок.