Сети - [3]

Вы придете совсем неожиданно,

Звонко стуча по коридору —

О, сколько значенья придано

Походке, улыбке, взору!

Сладко быть при всех поцелованным.

С приветом, казалось бы, бездушным,

Сердцем внимать окованным

Милым словам равнодушным.

Как люблю я стены посыревшие

Белого зрительного зала,

Сукна на сцене серевшие,

Ревности жало!

На вечере

Вы и я, и толстая дама,

Тихонько затворивши двери,

Удалились от общего гама.

Я играл Вам свои «Куранты»,

Поминутно скрипели двери,

Приходили модницы и франты.

Я понял Ваших глаз намеки,

И мы вместе вышли за двери,

И все нам вдруг стали далеки.

У рояля толстая дама осталась,

Франты стадом толпились у двери,

Тонкая модница громко смеялась.

Мы взошли по лестнице темной,

Отворили знакомые двери,

Ваша улыбка стала более томной.

Занавесились любовью очи,

Уже другие мы заперли двери…

Если б чаще бывали такие ночи!

Счастливый день

Целый день проведем мы сегодня вместе!

Трудно верить такой радостной вести!

Вместе будем ездить, ходить друг за другом следом:

Вы — в своей голландской шапке, с плэдом.

Вместе визиты, — на улицах грязно…

Так любовно, так пленительно-буржуазно!

Мы верны правилам веселого быта —

И «Шабли во льду» нами не позабыто.

Жалко, что вы не любите «Вены»,

Но отчего трепещу я какой-то измены?

Вы сегодня милы, как никогда не бывали,

Лучше Вас другой отыщется едва ли.

Приходите завтра, приходите с Сапуновым —

Милый друг, каждый раз Вы мне кажетесь новым!

Картонный домик

Мой друг уехал без прощанья,

Оставив мне картонный домик.

Милый подарок, ты — намек или предсказанье?

Мой друг — бездушный насмешник или нежный комик?

Что делать с тобою, странное подношенье?

Зажгу свечу за окнами из цветной бумаги.

Не сулишь ли ты мне радости рожденье?

Не близки ли короли-маги?

Ты — легкий, разноцветный и прозрачный,

И блестишь, когда я огонь в тебе зажигаю.

Без огня ты — картонный и мрачный:

Верно ли я твой намек понимаю?

А предсказание твое — такое:

Взойдет звезда, придут волхвы с золотом, ладаном и смирной.

Что же это может значить другое,

Как не то, что пришлют нам денег, достигнем любви, славы всемирной?

Несчастный день

Я знаю, что у Вас такiе нравы:

Уехать не простясь, вернуться тайно,

Вамъ любо поступать необычайно, —

Но как Вам не сказать, что Вы не правы?

Быть в том же городе, так близко, близко —

И не видать, не слышать, не касаться,

Раз двадцать в день к швейцару вниз спускаться.

Смотреть, пришла ль столь жданная записка.

Нет, нет и нет! чужие ходят с Вами,

И говорят, и слышат без участья

То, что меня ввергало-б в трепет счастья,

И руку жмут бездушными руками.

Извозчикам, актерам, машинистам —

Вы всем открыты, все Вас могут видеть,

Ну что ж, любви я не хочу обидеть:

Я буду терпеливым, верным, чистым.

Мечты о Москве

Розовый дом с голубыми воротами;

Шапка голландская с отворотами:

Милые руки, глаза неверные,

Уста любимые (неужели лицемерные?);

В комнате гардероб, кровать двуспальная,

Из окна мастерской видна улица дальняя;

В Вашей столовой с лестницей внутренней

Так сладко пить чай или кофей утренний;

Вместе целые дни, близкие гости редкие,

Шум, смех, пенье, остроты меткие;

Вдвоем по переулкам снежным блуждания,

Долгим поцелуем ночи начало и окончание.

Утешение

Я жалкой радостью себя утешу,

Купив такую ж шапку, как у Вас;

Ее на вешалку, вздохнув, повешу,

И вспоминать Вас буду каждый раз.

Свое увидя мельком отраженье,

Я удивлюсь, что я не вижу Вас,

И дорисует вмиг воображенье

Под шапкой взгляд неверных, милых глаз.

И, проходя случайно по передней,

Я вдруг пленюсь несбыточной мечтой,

Я обольщусь какой-то странной бредней:

«Вдруг он приехал, в комнате уж той».

Мне видится знакомая фигура,

Мне слышится Ваш голос — то не сон —

Но тотчас я опять пройду понуро,

Пустой мечтой на миг лишь обольщен.

И залу взглядом обведу пустую:

Увы, стеклом был лживый тот алмаз!

И лишь печально отворот целую

Такой же шапки, как была у Вас.

Целый день

Сегодня целый день пробуду дома;

Я видеть не хочу чужих людей,

Владеет мною грустная истома,

И потерял я счет несчастных дней.

Морозно, ясно, солнце в окна светит,

Из детской слышен шум и смех детей;

Письмо, которому он не ответит,

Пишу я тихо в комнате своей.

Я посижу немного у Сережи,

Потом с сестрой, в столовой, у себя —

С минутой каждой Вы мне все дороже,

Забыв меня, презревши, не любя.

Читаю книгу я, не понимая,

И мысль одно и то же мне твердит:

«Далек зимой расцвет веселый Мая,

Разлукою любовь кто утвердит?»

Свет двух свечей не гонит полумрака,

Печаль моя — упорна и тупа.

И песенку пою я Далайрака

«Mon bien-aimé, hélas, ne revient pas!»[2]

Вот ужин, чай, холодная котлета,

Ленивый спор домашних — я молчу;

И, совершив обрядность туалета,

Скорей тушу унылую свечу.

Эпилог

Что делать с вами, милые стихи?

Кончаетесь, едва начавшись.

Счастливы все: невесты, женихи,

Покойник мертв, скончавшись.

В романах строгих ясны все слова,

В конце — большая точка;

Известно — кто Арман, и кто вдова,

И чья Элиза дочка.

Но в легком беге повести моей

Нет стройности намека,

Над пропастью летит она вольней

Газели скока.

Слез не заметит на моем лице

Читатель-плакса,

Судьбой не точка ставится в конце,

А только клякса.

Ноябрь 1906-январь 1907

III Разные стихотворения

На берегу сидел слепой ребенок…

На берегу сидел слепой ребенок,

И моряки вокруг него толпились;